Владимир Максимов: После немоты

А это для нас главное!

28 марта 1975 г.

Недавно мне пришлось быть участником литературного симпозиума „Биеннале" в Венеции, на котором обсуждалось творчество, так называемых, диссидентских писателей. Симпозиум открыл итальянский новеллист Альберто Моравиа - автор достаточно известный далеко за пределами своей страны и, в частности, в Советском Союзе.

В течение примерно пятнадцати минут выступления маститый мэтр коснулся самого широкого круга тем и вопросов: от советских изданий Кафки и Джойса до особенностей классовых культур. За эти считанные минуты он ухитрился определить свое отношение к революции вообще и к ее благотворному влиянию на историю, в частности, развенчал буржуазию и ее мнимые достижения, поведал слушателям о своей последней поездке в Москву, прошелся по еврокоммунизму и так далее, и тому подобное. В приливе благодарности к знаменитому писателю, который не побоялся появиться на столь одиозном с точки зрения среднего западного интеллектуала собрании, никто не заметил, что гость ни словом не обмолвился по поводу основной темы дня, то есть самой диссидентской литературы.

Я привожу этот частный, но весьма характерный пример в качестве иллюстрации к тому способу терминологических коммуникаций, который с некоторых пор прочно укоренился на Западе в средствах массовой информации, в научных дискуссиях и политической полемике. „Правые", „левые", „империализм", „неоколониализм", „эксплуатация", „демократия", „диктатура", „реакция", „прогресс" - вот, примерно, тот нехитрый набор клишированных отмычек, с помощью которых интеллектуальные бизнесмены взламывают хрупкие тайники современной психологии.

Этот птичий язык тотемных знаков, ритуальных символов, клановых паролей подменяет здесь сегодня всякий сколько-нибудь серьезный человеческий разговор, диалог, дискуссию, обеспечивая душевный комфорт огромному числу обывателей, не желающих самостоятельно мыслить и за что-либо нести ответственность.

Эта языковая тарабарщина освобождает желающих от всех духовных и гражданских обязательств, предлагая взамен этого мир удобных стереотипов, где человек может объяснить себе все, что угодно, не затрудняя свою совесть или мыслительный аппарат жизненными решениями конкретного свойства.

Таким образом, в обществе постепенно возникает система обязательных и грозных табу, нарушение которых влечет за собой различные формы гражданского и политического остракизма. В атмосфере возникающего затем психологического террора, во всех областях общественной жизни начинают прорастать горькие семена будущего Аушвица и ГУЛага. Восточноевропейская история второй половины девятнадцатого и начала двадцатого веков самое красочное тому свидетельство.

Наверное поэтому, именно оттуда, с Востока, прозвучало в наши дни слово, возвестившее миру приближение эпохи духовного и общественного возрождения. Восток и, в частности, Россия, пройдя сквозь все девять адских кругов тоталитарного соблазна, усилиями лучших своих сыновей взрывают твердыни идеологических мифов, развенчивают вчерашних идолов, сметают с лица земли остатки политических алтарей, возвращая словам, понятиям, фактам их подлинный смысл и значение.

„Мы не из левого лагеря, мы не из правого лагеря, мы - из концлагеря" - говорит Владимир Буковский. И о лапидарную обнаженность этой позиции разбиваются самые ухищренные построения интеллектуального истеблишмента на Западе.

Нас часто упрекают в том, что мы, де, не стараемся понять злободневных проблем Запада: несправедливости распределения материальных благ, инфляции, безработицы, неоколониализма. Смею заверить, что все мы очень близко принимаем к сердцу каждую из этих проблем. Но я позволю себе одно житейское сравнение. Проблемы Запада - это проблемы человека, страдающего от морской качки. Есть такие проблемы? Несомненно есть, причем, очень тяжелые, и они требуют своего разрешения. Но наши проблемы - это проблемы утопающих в открытом море, без всякой надежды на спасение. Судите сами, какие из этих проблем тяжелее и неотложнее, тем более, что если события будут развиваться в том же, как и сейчас, направлении, наши сегодняшние проблемы станут вашими завтрашними проблемами. И тогда уже действительно никто и никому не сможет помочь.

Трудно назвать теперь область человеческой деятельности, в которой так или иначе не отражался бы этот, начатый на Востоке мучительный процесс переоценки еще вчера незыблемых ценностей, восстановления исторической памяти, поворота к подлинно гуманистическим идеалам: Правде, Милосердию и Справедливости.