4. На фронте внутреннем, после стольких мен,
с большевиками меньшевистская Кармен. <���…> 476
В первых трех строфах дается комментарий к победоносному наступлению Красной армии на Польшу 477и ожесточенным боям войск атамана Г.М. Семенова с Народно-революционной армией пробольшевистской Дальневосточной республики. В четвертой делается намек на переход официального меньшевизма к политике условной поддержки правящей партии РКП(б) 478. Таким образом, здесь меньшевики уподобляются Кармен как женщине «легкого поведения».
Это обращение к «Кармен» не осталось для Маяковского единственным. Так, в 1928 году он вновь прибегает к тому же мотиву в стихотворении, пропагандирующем «культурную жизнь», приходящую с помощью радио в дом рабочего в образе оперного театра:
<���…> Накануне получки
пустой карман.
Тем более —
семейство.
Нужна ложа.
– Подать, говорю,
на дом
оперу «Кармен», —
Подали,
и слушаю,
в кровати лежа.
<���…> Покончил с житьишком
пьяным
и сонным.
Либо —
с лекцией,
с музыкой либо 479.
Легко угадывающаяся здесь пусть и добродушная, но все же ирония по поводу буржуазного времяпрепровождения, доступного отныне советскому «люмпену», нередко приобретала откровенно негативный оттенок и у самого Маяковского, и у его окружения. В 1929 году в пьесе «Баня» музыка «Кармен» сопутствует образу советского бюрократа:
Победоносиков : (<���…> Мотивом тореадора) «Алло, алло!» 480
В свою очередь в 1932 году, как бы подхватывая от ушедшего поэтического учителя эстафету негативизма по отношению к оперному жанру, Семен Кирсанов тоже поминает недобрым словом оперу Бизе:
Прорехи войны еще недоделаны,
А тут довоенные носятся Демоны.
Заслуженные гении затягиваются и тянут,
Престарелые Онегины и застарелые Татьяны.
<���…> После Демона утром в цех токарь пришел,
Мурлычит при всех – «О кто ты, речь твоя прекрасна!»
<���…> Стоп, у нарезки выкушен край.
Стоп! Обломался резец у другого.
Вбегают завкомовцы, с браком знакомятся,
И в уши вчерашних альтов и басов,
Гнусивших Аиды, Кармены, и Тоски,
Впивается желтое слово «позор» 481.
Специфическую репутацию «Кармен» в советской культуре рубежа 1920 – 1930-х годов подтверждает и знаменитая театральная миниатюра молодого Сергея Образцова – «Хабанера», в которой громоздкая Кармен угрожающе надвигалась на беззащитного карапуза Хозе. Характерно, что появлению этой сценки в творчестве начинающего кукольника сопутствовали пародии на популярные «жестокие» романсы («Минуточка», «Мы только знакомы», «Налей бокал», «Глядя на луч пурпурного заката») и даже на сочинение Чайковского («Мы сидели с тобой»), уравненное с ними таким образом. Кукольная «Хабанера» имела невероятно длительный успех. Она стала любимицей вождя и получила вторую жизнь в виде рисованного мультфильма, сделанного на основе этого концертного номера 482. Возможно, что подобная интерпретация основной сюжетной коллизии являлась пародией не только на оперный жанр, но и на трансформацию гендерных отношений, имевших место в новой действительности.
Как символ оперного театра и оперного жанра «Кармен» выступает и в фильме «Музыкальная история» 483. Кинокомедия об истории восхождения простого шофера к вершинам оперной карьеры начинается под звуки оперы Бизе. Большой фрагмент финала «Кармен» с первых же кадров обозначает коллизию праздничных подмостков и будничного закулисья, сценических очарований и разочаровывающих штампов оперного спектакля. Кармен и Хозе воплощают стереотип оперного любовного дуэта: оба премьера стары и претенциозны. И однако это не мешает им вызывать искренний и непосредственный восторг зрительного зала.
Еще на заре своей сценической истории «Кармен» Бизе превратилась и в наиболее действенный символ Испании. Впоследствии опера французского композитора, не вписанная советским музыкознанием в жанровый контекст французского театра XIX века (который сам по себе остается маргинальной темой отечественной литературы о музыке и изучен чрезвычайно фрагментарно), тем проще заняла место в испанской тематике, что имена самих испанских композиторов в афишах советских театров практически не значились. Подобная репутация «Кармен» имела весьма романтичные и даже ностальгические подтексты. Увидеть настоящую Испанию нескольким поколениям советских людей (за редкими исключениями, к числу которых нужно отнести участников войны с Франко) так и не довелось. Образ Испании был маркирован лишь несколькими художественными образцами: среди них – «Гренада» Михаила Светлова (1926), получавшая впоследствии различные песенные воплощения, творчество Ф. Гарсиа Лорки, пришедшее в переводах к советскому читателю и зрителю в 1930-х годах 484, но все же наиболее прочно и длительно – опера французского композитора.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу