Дмитрий Назаренко - Бал объятых пламенем. Антология предательств, грабежей и насилия

С тестем Власов дружил крепко. Помолчав, Власов добавил:

– Вот как бы только эту всю природу засунуть в одну коробку, чтобы с ней по жизни куда хочешь, туда и пошел, так, чтобы, хочешь девок с частушками включил, хочешь выключил. Ну и муравьев тоже. Пусть будут, что ли.

– Сказка – восклицает Вильфрид Карлович, но взгляд его остается холодным.

– Да уже какое там. Отец жены всю жизнь на земле провел. Всё своим трудом. А оказался в мироедах, что в рост зерно дают да крестьян земель лишают. У него пол деревни родственников, всех поддерживал, а его в кулаки записали. Согнали со двора и поденщиком – в колхоз. Только и остается, что одобрять и поддерживать.

Вот так и живем воле-поневоле. Ревём, да делам.

Лицо Вильфрида Карловича принимает задумчивое выражение:

– В Германии за прилежный труд не наказывают. Крестьяне живут зажиточно. У всех хорошие дома, свои сельскохозяйственные машины.

Крупной рыбе, оказавшейся на берегу, до последнего кажется, что спасение рядом. Кажется, только и нужно, что взметнуться в отчаянном прыжке, чтобы рухнуть с размаху в спасительную прохладу волн и по кромке солнечного света, тающего в глубине, метнуться в бездну. Враждебная среда не оставляет шансов непокорности. Генерал держится твердо. Пленники помельче и прочие гады вяло шевелятся в собственной слизи, источая запах разложения. Всё больше и больше Власову кажется— во всем виновата породившая его система.

Лагерь «Проминент» организован по инициативе майора графа Клауса фон Штауффенберга. Агитацию в духе Die Deutsche Wochenschau вести здесь не принято. Здесь делают элитные инструменты для оркестра немецкой пропаганды. Дерево еще только шевелит листьями, но лютье уже знает, какой кусок дерева будет звучать лучше. Сотрудники знают русский язык, образованны и лишены нацистского снобизма. Впрочем, это не мешает им сохранять верность присяге и хорошо делать свою работу. Профессиональная аргументация прокладывает просеки в дремучем сознании плохо образованных военнопленных. Стальная лавина германской армии неукротимо движется к Волге и Кавказу. Остполитик не предусматривает равноправия для жителей оккупированных территорий. Это будущие рабы – унтерменши. Фюрер смотрит на это сквозь туман куриной слепоты окружения. Но генералы делают всё возможное для пересмотра отношения к русскому народу. Ему нужно дать равные права для совместной борьбы с большевизмом. Для этого нужна Русская Освободительная Армия, и та армия, что уже есть, скоро будет разбита.

– Армию под Волховом в ловушку загнал Сталин, она не была разбита, её бросили. Комиссары воевать мешали. Остполитик – это полное говно, нашли унтерменшей, забыли немцы, как гнали их зимой под Москвой.

– Да. Зимой, – повторяет Вильфрид Карлович.

Морозное солнце искрится в изморози, покрывающей стены домов старой Риги. Уютный зимний сад. Заснеженная тропинка. Вильфрид Карлович спешит. Хрумкает под ногами снег. Ветка вкрадчиво делится подзатыльником с его головой и осыпает снегом. Немного попадает за шиворот. Он смеется и бежит скорее. Заснеженная аллея наконец заканчивается. На льду замерзшего пруда людно. Группа молодых мужчин ловко гоняет шайбу с помощью длинных загнутых палок. Шайба стеклянно звякает о металлическую сетку. Игроки дружно вскидывают руки и радостно кричат. Игра останавливается. Вильфрид Карлович успевает надеть коньки. Разогнавшись, он лихо тормозит в облаке снежной пыли.

– Господа, все места заняты? Я играю?

Его приглашают. Вакханалия продолжается. На льду свалка. Канадский хоккей в Риге в тридцатые годы начинает своё шествие. Вильфрид Карлович катается быстрее всех и много забивает. К полудню, когда сил не остается, играть бросают и отправляются в кафе. Разговоры всегда об одном о том же, как рижский Union победил Liepajas Olimpija 14:1, о том, что давно пора заявить команду латвийской федерации хоккея на льду для участия в розыгрыше европейского первенства в Берлине. Вильфрид Карлович испытывает приятную усталость, щеки горят. Он с удовольствием пьет Кристапс – коктейль из рижского бальзама и водки. Ломтик соленого огурца надет на ободок тонкого стаканчика. После огненного глотка он тает во рту, оставляя привкус, который хочется повторять бесконечно.

Винница снова обрушивается на него водопадом духоты. Жужжит муха. Вильфрид Карлович держит руках стакан водки.

– Ну так что, генерал? Вместе, против Сталина! За Российскую Освободительную Армию!

Власов устал и предлагаемое мелководье кажется ему долгожданным океаном.