В тот вечер я не могла понять, как согласилась прийти сюда, ведь мне больше всего хотелось поскорее оказаться в постели. Видимо, такое решение соответствовало моему душевному настрою. До этого я только в силу привычки и вежливости отвечала на вопросы друзей стандартным «Спасибо, намного лучше», но теперь это действительно было так. Словно кто-то неожиданно распахнул шторы, и в душу мне хлынул солнечный свет. Мне хотелось выйти на солнце, услышать, как похрустывает щебень на дорожках. Время разгоняет тьму даже в самых мрачных уголках отчаяния. Теперь я была уверена, что мой ответ соответствует истине.
Сначала я ощутила это физически: огромный груз, давивший мне на плечи, мгновенно исчез — не зря же существует выражение «подавленный горем». И я тут же ощутила, как меняется настроение. По жилам будто заструилась свежая, насыщенная кислородом кровь — неописуемое блаженство.
Горе лишало меня энергии и жизненных сил, а теперь мне хотелось сделать пару лишних отжиманий или даже добавить блинов на штангу. А вот заливается птичий хор — не зарянка ли возвещает восход солнца? Снег вот-вот сойдет, в воздухе пахнет весной. В палисадниках Фагерборга распускаются первые подснежники и весенники.
Наконец-то мое сердце и сердце вселенной бьются в такт. Наконец-то моя душа вновь улыбается. Пора вставать и встречать чудесное утро. Я выглядываю в окно и смотрю на мир новыми глазами. Я — часть этого мира.
Где теперь Эйольф, когда скорбь больше не заполняет меня целиком?
Он на всю жизнь оставил след в моем сердце.
И признаюсь: я неизменно провожаю взглядом проходящие мимо пары. Мое внимание притягивают не юные влюбленные, а немолодые люди, идущие в обнимку или рука об руку.
Блаженство
Я потеряла мужа, говорю я. Большинство понимают, что он умер. Но для меня слово «потеряла» означает, что я по-прежнему ищу его, высматриваю знаки того, что он еще участвует в моей жизни, в земной жизни. Внутри меня живет тайная надежда, что Эйольф выдумает что-нибудь настолько хитроумное, на что способен только он, и сумеет послать мне воздушный поцелуй или просто помахать рукой. Я видела, как даже самые убежденные атеисты и рационалисты становятся восприимчивы к потусторонним вмешательствам, когда горюют. Мне самой не раз доводилось испытывать такое. Думаю, скорбь вытворяет что-то с мозгом. Думаешь о таком, чего раньше и вообразить было нельзя.
Оказалось, сморчки на моем тайном грибном месте выросли только единожды. На следующий год на клумбе с мульчей в Грюннерлекке не пробилось ни единого, хотя я проверяла и раз, и два, и больше. Оставалось смириться с тем, что аттракцион невиданной грибной щедрости закрылся, и я сосредоточила внимание на аналогичной клумбе у себя в саду. Как правило, сморчки появляются в подобных местах через один-два года — если повезет, конечно.
По утрам я завтракаю совсем рядом с клумбой — на небольшой веранде, которую я построила по чертежам Эйольфа после его смерти. Проект оказался сложнее, чем мне казалось, но я подумала, что здорово будет открыть новый садовый сезон на новой террасе, спроектированной Эйольфом. На ней как раз поместилась наша любимая садовая мебель. Теперь по утрам я сижу на старой белой скамейке прямо под вишней, ем овсянку и любуюсь великолепием сада. Эйольф был прав, завтракать приятнее всего под лучами утреннего солнца.
Однажды утром я всё приглядывалась к клумбе — мне показалось, что из земли что-то торчит. Может, пробились старые саженцы рододендронов, подумала я и сбегала за очками. Сердце екнуло, когда я увидела, что из земли показался не один, а целых два сморчка.
Через неделю наступила очередная годовщина смерти Эйольфа. Когда он умер, мой календарь изменился навсегда. Помимо дня нашей свадьбы и дней рождения, в нем появились новые памятные дни. О некоторых из них вспоминаешь задолго до самой даты. День смерти как раз один из таких дней. Я начинаю внутренний отсчет: сначала недели, потом дни, потом, наконец, часы, оставшиеся до того момента, как Эйольфа не стало в живых. Только после окончания отсчета жизнь может продолжаться дальше. В том году в день его смерти я надела очки и подбежала к клумбе еще до того, как поставила вариться утреннюю кашу. Вдруг Эйольф послал мне знак? По коже побежали мурашки: проклюнулся третий сморчок.
В этот блаженный миг всё вокруг исчезло, остались только я и малютка-сморчок. Он был гораздо меньше двух своих соседей, которые за неделю успели здорово подрасти. Но и он был стройным и остроконечным, истинным представителем своего вида. Кто-то, возможно, возблагодарил бы Бога или другие высшие силы, но я отправила горячий привет своему связному на небесах и поблагодарила его за любовь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу