Константин Федин - Распахнуть все окна... Из дневников 1953-1955 гг.

Вчера же осматривал галерею Шевченки — около сотни его акварелей, гравюр, карандашных рисунков и все работы маслом, какие удалось до сего дня собрать.

В Шевченке поэт и художник настолько слиты, что его творческий процесс проходил, очевидно, параллельно. Он иногда сначала рисовал, а затем писал стихи по теме и мотивам рисунка. Иногда же писал сначала, а потом делал рисунки по мотивам стихотворения. Рисовальщик он был первоклассный и вдохновенный. В поэзии его, однако, гений Украины выразился с большей мощью. Но зато рисунки полнее рассказывают нам историю его личности, его трагедию и его место в судьбах поколения. Изобразительное его искусство спасло и удержало его дух на той высоте, которая создала ему славу. Он мог остаться великим революционером, потому что был художником. Если бы не искусство — бог знает, что с ним произошло бы в ссылке...

27 мая. Снова на даче. <���…>

Сегодня встретил третью весну нынешнего года: все утро ходил по саду, — он зацвел без меня и сейчас вот-вот начнет отцветать. Не угадать, какова будет завязь, но на боровинке вообще ни цветочка, а на прочих — немного. Вишня обильнее, чем прошлый год, особенно — молодая, сливы не лучше, нежели всегда. Краски нынче яркие, может быть потому, что чересчур долго не приходила весна, а затем все ринулось наверстывать упущенное. Надо бы завести сравнительную запись раскрытия почек, зацветания и пр. по годам. Да лень-матушка.

4 июня. Странно дожить до седьмого, шестого десятка (а поколение советских писателей старшего «призыва» уже давно покрылось сединами) и на каждом шагу все ссылаться на маму и папу: Маяковский сказал, Горький говорил... Надо бы хоть изредка подумать и своей головой.

А вслед за старшими пишут и молодые: «Решая острые задачи... в часы высокого исторического напряжения... мы всегда ставили перед собой вопрос: а как бы решил эту задачу Маяковский» (М. Алигер в своей статье «Разговор с другом» — о причинах отставания поэзии). Одна из причин — и может быть самая существенная причина отставания всей литературы — состоит именно в этой всегдашней оглядке на предшественников: как бы решили задачу они?

Прочитал отрывки из записных книжек Павленки. Они были рассчитаны на опубликование. Они отделаны. Есть факты войны очень сильные. Есть показательные, обработанные для помещения в печати, в книге, — они только литературны. Афоризмы производят впечатление наружно отшлифованных, но необдуманных. Пример: «Опыт, а не память — основа культуры». Но без памяти немыслим никакой опыт. Опыт есть прежде всего память — тому доказательством весь мир технический, философский, социальный и всякий иной. Забудь я устройство колеса — что станется с телегой культуры?.. Стукнувшись лбом о стенку, я должен прежде всего запомнить этот опыт [Может быть, «опыт» значит по Павленке — эксперимент? Но и «эксперимент» невозможен… без памяти. — примеч. Федина].

И в каком же противоречии находится «революционный» афоризм Павленки о памяти с роковым вопросом Алигер: «а как бы решил эту задачу Маяковский». Искать ответа на нынешние вопросы у предков и... отрицать способность памяти служить основой культуры!..

9 июня. Ночь. Читал о Бернсе, и мне захотелось написать заметки из путешествий на Запад. Не надо чего-нибудь исчерпывающего. Только коротко. Впечатления, отчетливые мысли.

Бернс (и Шотландия). Де Костер. Может быть, немного воспоминаний — о Нексе, например. О людях разных стран.

Пересмотреть, что было записано в поездках.

Уже два часа. Была гроза и короткие ливни, которые налетали с шумом и уносились, как поезда.

9 августа.

Календарь:

из Москвы поездом в ночь на 4-е число; в Чопе — ранним утром 6-го; в Праге — вечером 6-го; в Варах утром 7-го, часов в 8.

Встретился в «Империале» с Мравинскими, Черкасовыми, Кавериными. Несколько знакомых лиц по прошлому году. С Мравинскими очень хорошо, с Женей — особенно. Он довольно спокоен и поправился. <���…> Вчера, 8-го я их проводил в Москву. Письмо с ними моей Нине. Успел с Женей поговорить о новостях и всякой всячине. Он очень жалел, что мы разъехались нынешний год и свидание было слишком коротким. Я тоже жалею, что его здесь уже нет. Он остается все тем же думающим художником, — тип все более редкий у нас. Как собеседник он великолепен, — у него какие-то внезапные вспышки чутких и острых догадок — что хочет выразить партнер, и его слушание — не только внимание к мысли говорящего, но и своя мысль, всегда живая и неожиданная. В этом отношении его здесь некому заменить, да и не только здесь... Право, жалко, что мы не пожили вместе подольше.