Давид Анин - Революция 1917 года глазами ее руководителей

Зарекшись не поддаваться никаким провокационным выходкам и сохранять хладнокровие, чего бы это ни стоило, члены фракции связали друг друга торжественным обязательством воздержаться от индивидуальных импровизаций, следовать установленному плану, а в случае непредвиденном и неожиданном положиться на находчивость, интуицию и такт «пятерки».

Кандидатуре Чернова в председатели была противопоставлена кандидатура Спиридоновой. При баллотировке Чернов получил 244 белых шара против 151 «черняка». По объявлении результатов Чернов занял монументальное кресло председателя на эстраде, возвышавшееся над ораторской трибуной. Между ним и залом образовалось большое расстояние. И приветственная, основоположная речь председателя не только не преодолела образовавшегося «мертвого пространства» – она даже увеличила расстояние, отделявшее его от собрания. В наиболее «ударных» местах речи Чернова по правому сектору пробегал явный холодок. Речь вызвала неудовлетворенность у руководителей фракции и простодушное непонимание этой неудовлетворенности со стороны самого оратора.

Конечно, большевики и левые эсеры всячески «срывали» Чернова, заглушали его речь свистом, оскорбительным улюлюканьем и угрожающими выкриками. В этом активно участвовали и подвыпившие матросы, и красногвардейцы, и прочая публика, заполнившая по пропускам власти все ходы и выходы на хорах и даже в зале заседания. Председатель не раз, во время своей речи и речей других ораторов, призывал аудиторию «уважать достоинство собрания»; увещевал и просил публику «не вмешиваться в дела собрания и соблюдать спокойствие»; предлагал «удалиться гражданам, не могущим сохранять спокойствие»; грозил «поставить вопрос о том, в состоянии ли здесь некоторые вести себя так, как это подобает членам Учредительного собрания»; и на самом деле ставил вопрос: «угодно ли Учредительному собранию, чтобы его председатель принял меры к соблюдению тишины и достоинства собрания?» Голос Чернова, его увещевания, призывы и просьбы терялись в гаме и выкриках. Многие его не слышали. Мало кто слушал.

Кроме беспомощно звеневшего колокольчика, в распоряжении председателя не было никаких других средств воздействия против неистовствовавших и буянивших. При совмещении в такой аудитории функций оратора с обязанностями председателя невозможно было выполнить удовлетворительно ни то ни другое. В этом была объективная трудность положения. В том же положении очутился и я, избранный секретарем собрания. Я на опыте познал и ощутил, что значит занимать ответственную должность, не обладая даже минимумом реальных возможностей для осуществления связанных с должностью обязанностей. Ни Чернов, ни я не имели в своем распоряжении не только «приставов» для поддержания элементарного порядка в зале, – мы не имели никакого аппарата для обслуживания заседания и ведения записи.

Фальшивости внешнего положения – председателя суверенного учреждения, располагавшего лишь звонком для осуществления верховной власти, – соответствовало внутреннее содержание речи Чернова. Она была выдержана в социалистических и интернационалистических тонах и как бы пыталась быть созвучной и левому крылу собрания. Точно оратор стремился в чем-то заверить или переубедить противников, вместо того чтобы возможно резче отмежеваться от них и противопоставить им себя, как символ всероссийского народовластия. Это было не то , что могло хоть сколько-нибудь импонировать, задать тон, удовлетворить требованиям и ожиданиям исторического момента. Это была одна из многих ординарных речей Чернова – далеко не из лучших.

Он утверждал, что «страна показала небывалое в истории желание социализма»; что «все усталые, которые должны вернуться к своим очагам, которые не могут быть без этого, как голодные не могут быть без пищи», должны быть немедленно заменены «добровольно шествующей под знаменем социализма армией»; что «уже самым фактом открытия первого заседания Учредительного собрания провозглашается конец гражданской войны между народами, населяющими Россию». Он счел нужным подчеркнуть, что «важнейший пункт социалистической программы – проверочное всенародное голосование» и что «как только Учредительное собрание постигнет несчастье разойтись с волей народа, оно должно будет сложить с себя полномочия и немедленно назначить перевыборы».

Во время этой речи выкрики слева, злобные и кровожадные – «без пули вам не обойтись!» – стали перемежаться с издевками лично над оратором и содержанием его речи. И на противоположном секторе речь эта не вызвала энтузиазма. Она не повысила, а, наоборот, понизила настроение. Она вызвала и раздражение против лидера, с которым в общей форме условились о содержании речи и который без предупреждения и не импровизируя, а справляясь с заготовленной записью, сказал не то. Мужество и выдержку Чернов проявил огромные, как мужественным и достойным было поведение всей фракции. Но мужества и выдержки было недостаточно.