Давид Анин - Революция 1917 года глазами ее руководителей

Ровно в 4 часа из эсеровских рядов поднялся Лордкипанидзе и предложил, чтобы старейший из членов Учредительного собрания открыл собрание, не дожидаясь появления отсутствующих большевиков. «Старейшим» фактически был Е.Е. Лазарев. Но по предварительному соглашению он уступил свое первенство С.П. Швецову. Последний не спеша поднялся на трибуну, сопровождаемый звериным аккомпанементом, который, раз начавшись, уже продолжался непрерывно – с промежутками только на секунды – в течение всех последующих 12 с лишним часов.

Стенографический отчет отмечает кратко и сдержанно: «Шум слева. Голоса: «Долой». «Самозванец». Продолжительный шум и свист слева». На самом деле было много ужаснее, гнуснее и томительнее. С выкриками и свистом слились вой и улюлюканье, топанье, хлопанье пюпитрами и по пюпитрам. Это была бесновавшаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа. Особо выделялись своим неистовством Крыленко, Луначарский, Степанов-Скворцов, Спиридонова, Камков. Видны открытые пасти, сжатые и потрясаемые кулаки, заложенные в рот для свиста пальцы. С хор усердно аккомпанируют. Весь левый сектор являл собою зрелище бесноватых, сорвавшихся с цепи. Не то сумасшедший дом, не то цирк или зверинец, обращенные в лобное место. Ибо здесь не только развлекались, здесь и пытали: горе побежденным!

Старейший не перестает орудовать председательским звонком и сквозь шум и неистовство объявляет Учредительное собрание открытым. В тот же момент появляются на трибуне, сзади Швецова и рядом с ним, несколько фигур. Секретарь ЦИК и будущий чекист Аванесов вырывает звонок из рук Швецова. Борьба за звонок как бы предвосхищает и символизирует последующую борьбу. Из рук Аванесова звонок переходит к Свердлову, и тот вторично объявляет заседание открытым.

Ленин посылает со своего места за председательским креслом записку во фракцию большевиков. И точно по команде поднимается Степанов-Скворцов и предлагает пропеть Интернационал. Все встают и поют. У левых и правых свои дирижеры. У эсеров – Чернов, сидящий в первом ряду. Время от времени он оборачивается лицом к членам фракции и широкой жестикуляцией силится ее вдохновить и увлечь. Поют, однако, немногие. На обоих флангах нестерпимо фальшивят. Не только поющие вразброд, по фракциям, фальшивят – самый Интернационал в создавшейся обстановке отдает фальшью.

Устами Свердлова большевики предъявили категорическое требование – признать «в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставление себя советской власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному правительству – Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Задачи же Учредительного собрания «исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества».

Яснее нельзя было сказать. Обманувшись в расчете: если выборы в Учредительное собрание будут «делать» они, то и большинство в Учредительном собрании будет «ихнее», большевистское, большевики уже приняли решение осуществлять власть, не считаясь с волей Учредительного собрания, без него и, в случае нужды, против него. Но прежде, чем насильственно упразднить Учредительное собрание, советская власть решила его унизить – предложить добровольно капитулировать, согласиться на превращение в учено-исследовательское учреждение по вопросам социалистического строительства при Совнаркоме.

Позиции определились. Обстоятельства заставили фракцию с.-р. играть первенствующую и руководящую роль. Это вызывалось численным превосходством фракции. Это вызывалось и тем, что члены Учредительного собрания более умеренного толка, избранные в числе 64, не рискнули, за единичными исключениями, явиться на заседание. Кадеты были официально признаны «врагами народа», а некоторые из них были заключены в тюрьму.

Наша фракция тоже была в известном смысле «обезглавлена». Авксентьев находился по-прежнему в Петропавловской крепости. Отсутствовал и Керенский, на котором по преимуществу сосредоточилась большевистская клевета и ярость. Его искали везде и повсюду, ночью и днем. Он находился в Петрограде, и немало усилий потребовалось, чтобы убедить его отказаться от безумной мысли явиться в Таврический дворец для заявления, что он слагает власть пред законно избранным и полномочным собранием. До безрассудства отважный Гоц все же явился на заседание, несмотря на приказ об аресте за участие в юнкерском восстании. Охраняемый близкими друзьями, он был стеснен даже в передвижении и не мог быть активным. Таково же было положение Руднева, возглавлявшего сломленное сопротивление Москвы большевистскому захвату власти. И В.М. Чернов, намеченный в председатели собрания, тем самым тоже выбывал из числа возможных руководителей фракции. Не было ни одного лица, которому можно было бы доверить руководство. И фракция доверила свою политическую судьбу и честь коллективу – пятерке: В.В. Рудневу, М.Я. Гендельману, Е.М. Тимофееву, И.Н. Коварскому и А.Б. Ельяшевичу.