Виктор Серж - От революции к тоталитаризму - Воспоминания революционера

Как только я вернулся в Петроград вместе с Раймоном Лефевром, Лепти, Вержа (французским профсоюзным деятелем) и Сашей Тубиным, произошла ужасная драма, подтвердившая худшие опасения Мартова. После кровавого поражения 1918 года только что созданная финская компартия раскололась. Из ее руководителей я знал Сиролу и Куусинена, которые не блистали способностями и сами признавали, что совершили много ошибок. Я обеспечивал публикацию посвященной этому событию книжки Куусинена, бледного, застенчивого и работящего человека. В партии возникла оппозиция, ненавидевшая старых вождей, приведших ее к поражению, а ныне присоединившихся к Коминтерну. Партийная конференция, состоявшаяся в Петрограде, проголосовала за оппозицию против ЦК, поддержанного Зиновьевым, и на этом прекратила прения. Некоторое время спустя финны — курсанты военной школы явились вечером на собрание ЦК и расстреляли на месте Ивана Рахью и еще семерых руководителей своей же партии. Наша пресса бесстыдно солгала, обвинив в этом убийстве белых! Виновные оправдывали свои действия высшими соображениями. Они обвиняли ЦК в измене. Для расследования этой трагедии Коминтерном была образована «комиссия трех»; в нее входили Росмер и болгарин Шаблин; не знаю, заседала ли она хоть раз. Позднее дело разбирал революционный трибунал Москвы (при закрытых дверях), с обвинительной речью выступил Крыленко, и решение было принято одновременно разумное и чудовищное. Виновным, приговоренным для проформы, предписали отправиться на фронт (не знаю, что с ними случилось на самом деле), а лидер оппозиции Войтто Элоранта, приговоренный к тюремному заключению как «ответственный политически», был расстрелян. На Марсовом Поле выкопали восемь могил, и на это кладбище героев революции мы проводили в последний путь от Зимнего дворца восемь красных гробов, покрытых еловыми ветками. Раймон Лефевр должен был выступать. Что говорить? Он беспрерывно божился: «Бога ради!..» С трибуны он, разумеется, обличал империализм и контрреволюцию. Солдаты и рабочие слушали его молча, нахмурив брови.

Вместе с Раймоном Лефевром, Лепти и Вержа приехал, как было сказано уже выше, мой старый друг Саша Тубин, помогавший мне во времена французского заточения поддерживать связь с внешним миром. Мы ходили по Петрограду, он хандрил, преследуемый мрачными предчувствиями. Эти четверо отправились в Мурманск, чтобы пересечь линию блокады; им предстояла трудная дорога через Арктику. Они должны были плыть на рыболовецком судне вдоль всего финского берега и высадиться в Варде, в Норвегии, на свободной территории. Торопясь успеть на конгресс ВКТ, четверка села на корабль в ненастье. И исчезла в море. Может быть, они утонули в грозу. А может, их расстрелял финский моторный катер. Я знал, что в Петрограде шпионы ходили за нами по пятам. В течение двух недель Зиновьев, все более и более озабоченный, каждый день спрашивал меня: «У вас есть известия о французах?» Эта катастрофа породила кривотолки.

В то время, как погибала эта четверка, один посредственный авантюрист пересек линию блокады и вернулся в Париж с бриллиантами, приобретенными по бросовой цене на одесском черном рынке. Этот эпизод заслуживает упоминания, потому что он характеризует метания самой ЧК в то бесчеловечное время. Во время конгресса я обедал за одним столом с необычайно худым и плохо одетым невысоким человеком, с головой больной хищной птицы на тощей шее. Это был Скрыпник, старый большевик, член украинского правительства — в 1934 году он покончит с собой после совершенно необоснованного обвинения в национализме (на самом деле он взял под защиту нескольких украинских интеллигентов). К нам приблизился некто в пенсне, с большими блеклыми рыжими усами на красной морде, которую я опознал с изумлением; Морисиус, бывший парижский пропагандист — индивидуалист, бывший пацифист в военное время, бывший не знаю кто еще! В Верховном Суде во время процесса господ Кайо и Мальви кто — то из начальников парижской полиции неожиданно отозвался об этом смутьяне как об одном из своих «лучших агентов».

— Зачем ты сюда приехал? — спросил я его.

— Я делегат от моей группы, приехал повидать Ленина.

— А как быть с тем, что говорилось в Верховном Суде?

— Подлая попытка полиции дискредитировать меня!

Естественно, он был арестован. Я защищал его перед ЧК, которая собиралась приобщить его на некоторое время к сельскохозяйственным работам в Сибири, чтобы он не смог донести об организации службы связи Коминтерна. Ему на свой страх и риск разрешили уехать, и он остался не в накладе.