Николай Реден - Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919

Это краткое напутствие предназначено для тех, кто приступает к чтению с полной уверенностью в моей пристрастности. Хотелось бы напомнить, что никто не в состоянии дать совершенно объективное описание собственной жизни, как бы ни желал этого. Личные впечатления не всегда поддаются объяснению, но во многом определяются окружающей этого человека средой: семьей, друзьями, строем жизни — словом, всем, что формирует личность, всем, что влияет на нее на протяжении ее пути.

В данном случае речь идет о моем восприятии дореволюционной России. Я знаю, что в стране было много несправедливости, что определенные социальные группы страдали от произвола царской власти. Тем не менее мне повезло быть членом семьи, жившей в более комфортных, благоприятных условиях, поэтому мое отношение к дореволюционной жизни в России достаточно позитивно.

Столь очевидные противоречия заставляют меня признать свои ограниченные возможности и убеждают в том, что окончательную оценку революции следует оставить будущему поколению, которое сможет быть более объективным. У меня же нет желания делать окончательные выводы или пытаться проводить сравнения старого и нового. Эти страницы просто посвящены истории болезни общества — тем событиям, которые я наблюдал в то время и в которых участвовал.

Если бы кто-нибудь сегодня сказал мне, что через 20 лет я больше не буду американцем, что каждому городу и селению этой страны суждено пережить войну и голод, что жизнь всех моих друзей будет выбита из привычной колеи и большинство из них погибнет насильственной смертью, а сам я окажусь в отдаленном уголке мира, навсегда оторванный от своей семьи, — если кто-нибудь сказал бы мне все это, я счел бы такого человека безумцем и категорически отверг столь мрачные прогнозы. Возможно, позднее, уединившись и дав волю воображению, впал бы в томительное беспокойство. Я вспомнил бы, что не так давно считал подобное предсказание смехотворным и абсурдным, однако оно полностью оправдалось.

Даже самое невероятное кажется возможным теперь, когда я начал чувствовать пропасть, разделяющую мое восприятие жизни прежде и сейчас. Внутренне я изменился: иным стало мое отношение к понятию «национальное», у меня другие привязанности и устремления. Только память связывает того, кем я был, с тем, каким я стал, — непрочная цепь впечатлений, — которая одним концом накрепко прикована к живому, пульсирующему настоящему, а другим теряется в дымке времени, в странном, ирреальном прошлом. Трогая эту цепь, разум извлекает из далекого времени живые картины; каждая исчерпывающе полна: там люди, краски и звуки. Одновременно каждый образ — лишь эпизод в цепи событий, лишь миг бегущего времени, лишь маленькая ступень на этапе моего развития. Пять, десять, пятнадцать лет назад каждому из этих этапов соответствовали определенные надежды и разочарования, вера и убеждения. Сначала жизнь тянулась медленно, затем темп внезапно ускорился — над миром будто пронесся вихрь и посеял смуту среди окружавших меня людей.

В 1914 году наша семья проводила лето в Петергофе — курортном пригороде, расположенном в 25 милях от Петербурга. Наш дом — одна из четырех или пяти дач на побережье Кронштадтского залива — находился в некотором удалении от Петергофа. С одной стороны к нему примыкала рыбацкая деревушка, с другой — земли императорских владений. Дом представлял собой просторное деревянное сооружение без архитектурных излишеств, но выглядевшее весьма привлекательно. Вокруг был парк, обнесенный рядами длинных заборов, которые скрывали дом от любопытных глаз, и окруженный статными соснами, которые шумели кронами под морским ветерком. Одна из аллей тянулась вдоль дамбы, сооруженной из скальной породы. В море на расстояние нескольких сот метров уходила узкая деревянная пристань с широкой платформой на краю, со скамьями, а рядом лениво колыхались на воде наши лодки.

Именно здесь под плеск волн наша семья проводила последнюю неделю июля. Обычно в нашем доме царила непринужденная атмосфера: в выходные дни собирались гости, звучала музыка, играли в бридж, купались в море, совершали бесконечные экскурсии по живописным и историческим местам. Но в ту июльскую неделю было не до развлечений. Каждый из нас ощущал какую-то угрозу, ибо события приобретали неконтролируемый характер.