Николай Реден - Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919

Здание посольства ничего не добавляло к архитектурному облику города и не отнимало от него. Однако распаленная толпа, глядевшая на серые стены здания с глухой яростью, считала по-другому. Мальчишки и взрослые потрясали кулаками и говорили, что в этом месте помещался секретный арсенал и что решетки на окнах свидетельствуют о злонамеренных замыслах обитателей. Женщины, никогда прежде не отличавшиеся строгостью нравов, энергично доказывали, что публичная демонстрация обнаженных мужских фигур наносит преднамеренное и сознательное оскорбление России.

В конце концов подобные страсти достигли точки кипения, и однажды утром толпа атаковала здание. Усилия полиции остановить людей носили формальный характер, возможно, еще и потому, что считалось неудобным противодействовать рвению патриотов, пусть и излишнему, или потому, что сами полицейские чувствовали нечто подобное. Смутьяны ворвались внутрь здания, обшарили каждый угол, поломали мебель, разорвали занавеси и, наконец, взобрались на крышу, и оттуда обе обнаженные статуи были низвергнуты вниз, на мостовую, под пение и улюлюканье. А внизу другая часть наэлектризованной толпы подхватила их, протащила на расстояние двух кварталов и сбросила в ближайший канал.

На следующий день проходя по месту бесчинств, я остановился, чтобы понаблюдать за тем, как водолазы с помощью пожарных, снабженных крюками и лестницами, пытались выловить статуи из воды. На улицах теснились возбужденные, торжествующие массы людей. Каждый раз, когда каменная голова показывалась над водной поверхностью, толпа оттесняла пожарных, и статуя вновь уходила под воду.

Подобные сцены насилия были исключением. Во многих случаях стихийные выражения гнева проявлялись более цивилизованной формой, хотя и столь же бессмысленной. Распространялись бесчисленные шпионские истории о таинственных иностранцах, подземных телефонах, глубоко закопанных боезарядах для подрыва железнодорожных станций. Вполне благонамеренные русские граждане с иностранными фамилиями подвергались преследованиям и публичным оскорблениям. Актеры, игравшие в водевилях, размахивали национальными флагами, стремясь сорвать аплодисменты, которых не могли добиться собственным талантом. Хуже того, на оперной сцене исполняли национальный гимн.

Вскоре после объявления войны публика, присутствовавшая на премьере в Императорском оперном театре, потребовала исполнения гимна. Дирижер любезно согласился. Люди благоговейно слушали удовлетворяющую их патриотические чувства музыку. Затем и во время первого антракта каждого представления с галереи неслись мольбы: — Ги-и-мн! Ги-и-мн!

Оркестранты нехотя брались за свои инструменты, мужчины и женщины со скучающим выражением лиц поднимались с мест, а военные вытягивались по стойке «смирно». С течением войны и увеличением числа союзников России зазвучали российский, сербский, французский, бельгийский, британский, черногорский, японский, итальянский, португальский, румынский и греческий гимны; их исполнение занимало все больше и больше времени; процедура становилась утомительной и производила на людей удручающее впечатление. Тем не менее всегда находились люди, считавшие пропуск хотя бы одного из гимнов возмутительным нарушением ритуала, и все это продолжалось снова и снова.

Ура-патриотизм нарастал крещендо; но в первые месяцы войны эти настроения не возобладали настолько, чтобы заслонить реальные проблемы или повредить здоровому моральному состоянию общества.

В первые девяносто дней войны население приспосабливалось в тылу к новым условиям существования. Необходимо было удовлетворить многочисленные нужды страны, ведущей военные действия. Для каждого находилось много работы. Повсюду наблюдались разительные перемены, по мере того как женщины заменяли мужчин в промышленности. Когда в деревнях остались лишь старики и дети, основная нагрузка пала на плечи жен и дочерей, которые постоянно принимали участие в полевых работах, но испытывали большие трудности из-за нехватки лошадей, реквизированных армией. Муниципалитет Петрограда набирал женщин в качестве кондукторов уличных конок, что считалось настолько необычным, что спровоцировало множество доброжелательных шуток и карикатур. Женщины выполняли и другую работу, еще более непосредственно связанную с войной.

По западным стандартам обеспечение русской армии продовольствием не отвечало необходимым требованиям, равно как и денежное содержание солдат. Хотя фронтовики снабжались обмундированием на должном уровне, им постоянно не хватало мелочей, о которых командование не позаботилось, а они были солдатам не по карману, но совершенно необходимы для минимального комфорта. Поэтому женщины из семей скромного достатка снабжали фронтовиков небольшим количеством табака и мыла. Занятые домашним хозяйством, свободные минуты женщины тратили на вязание шарфов, носков, рукавиц и других теплых вещей. Из набивного ситца изготавливали кисеты для табака и платки. Простыни разрывались на длинные полосы, чтобы у солдат было достаточно портянок. Все это упаковывали в старые коробки и ящики. Чтобы обеспечить справедливое распределение вещей, были созданы пункты, в которых подарки с благодарностью принимали, заворачивали в стандартные упаковки и направляли в воинские подразделения. Центральное благотворительное общество в Петрограде пользовалось покровительством императрицы, а его штаб-квартира помещалась в Зимнем дворце. Моя мать заведовала одним из пунктов общества, куда я часто наведывался на пути из школы домой. Дворцовые комнаты, богато украшенные, с высокими потолками, где женщины общества добросовестно трудились с утра до ночи, выглядели как заводские отделы снабжения.