Виктор Есипов - Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

© Есипов В. М., 2020

© Издательство «Нестор-История», 2020

Воспоминания, вошедшие в настоящее издание, написаны в разные годы. Временные интервалы между описываемыми событиями порой составляют несколько десятилетий. Мысль объединить эти очерки в книгу возникла, лишь когда значительная часть их оказалась уже опубликованной. Первыми были написаны воспоминания о моем двоюродном брате Борисе Балтере (1919–1974), ветеране Второй мировой войны, авторе замечательной повести «До свидания, мальчики!» (1963), принесшей ему известность не только на родине, но и далеко за ее пределами. Повесть, ставшая наряду с прозой Анатолия Гладилина и Василия Аксенова свежим веянием в послевоенной советской литературе, переиздается до сих пор.

Благодаря близости к Борису Балтеру я имел возможность познакомиться, а затем и подружиться с его друзьями и писателями его круга. Поэтому значительную часть книги занимают воспоминания литературные: о моем многолетнем общении с Владимиром Войновичем, Бенедиктом Сарновым, Василием Аксеновым и его женой Майей, Семеном Липкиным и Инной Лиснянской, Александром Володиным, Беллой Ахмадулиной, Валентином Непомнящим, замечательным художником-живописцем Борисом Биргером, входившим в этот писательский круг.

Кроме того, в книге описаны и события моей личной жизни, которым я, однако, постарался отвести как можно более скромное место, потому что воспоминания об известных людях, дружбой с которыми осчастливила меня судьба, конечно, намного интереснее для читателя. Есть и страницы, посвященные моим родителям и моей горячо любимой жене Ирине Радченко, известной переводчице классической и современной французской литературы на русский язык, покинувшей сей мир в 2005 году. Ввиду того что я значительно моложе почти всех, о ком здесь вспоминаю, получилось так, что мне выпала горькая участь провожать в последний путь почти всех героев этой книги. Поэтому она и называется «Встречи и прощания».

Я помню себя приблизительно с трех лет, с 1942 года. Может быть, чуть раньше или чуть позже. Это не связные воспоминания, а отдельные цветные пятна, как в калейдоскопе. Так я и постараюсь их воспроизвести.

Самое первое, пожалуй, это. Мы с мамой в ташкентской квартире ее подруги. В ней несколько комнат, она светлая и благоустроенная (это я сейчас осознаю, тогда, конечно, даже и слова такого не слышал). Откуда-то вдруг появляются две цыганки. Они шумят, уговаривают хозяйку, чтобы согласилась погадать. Гадают на картах. О чем гадать, ясно. Ведь идет война, кто-то у нее на фронте: муж, сын, брат? Хозяйка, мамина подруга, соглашается. В качестве платы за гадание предлагает вместо денег две бутылки подсолнечного масла – это ценность! Цыганки вынимают пробки и смачно плюют в горлышки бутылок.

На меня это производит большое впечатление. Я потом спрашиваю маму:

– Зачем они это сделали?

– Чтобы у них не забрали назад, если гадание не понравится, – отвечает мама.

Я еду на задней площадке трамвая, со мной парень-узбек лет четырнадцати. Кажется, наш сосед по двору. Наверное, он везет меня в детский сад по просьбе мамы. Вагон почти пустой. Пасмурный день.

Небольшой дворик в Ташкенте, огороженный забором. Голая земля под ногами. Одноэтажный домик, кажется, глинобитный. В середине комнаты – стол, накрытый обтрепанной клеенкой. Мама ставит на него небольшой заварной чайничек и, показывая на него пальцем, строго говорит:

– Не трогай! Я сейчас приду.

Она выходит на минуту к соседке.

Меня неудержимо тянет к чайничку. Становлюсь на цыпочки, дотягиваюсь рукой до фарфоровой ручки, подвигаю его к краю стола. Дальше просто: чуть наклоняю чайничек и обхватываю носик губами. Обжигающая жидкость, кипяток, льется в рот:

– А-а-а!

Я еду с отцом на велосипеде. Сижу на раме между его руками, сжимающими руль. Слева проезжают машины, справа идут прохожие по тротуару. Слишком быстро приближаются стоящие впереди здания, ограды, столбы. Мне страшно.

Опять с отцом. На берегу водоема, вернее, уже в воде. Он окунает меня с головой в воду, и мир на миг исчезает, перестает существовать. Опять страшно. Но вот глаза вновь ослепило солнце. Отец держит меня на руках и смеется.