Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны - 2013-2021 [litres]

– Вот как… Социофоб-журналист, и особенно социофоб-автостопщик – это, конечно, не рядовой случай.

– Разговаривать с человеком, когда он подбирает тебя, – просто: он уже не против общения.

– И что, никогда ничего плохого не происходило?

– Нет, от меня, наверное, идёт какая-то уверенность. Я долгое время занималась ножевым боем, у меня при себе нож. И этот факт уже несколько защищает… Нет, один раз мне пришлось его достать, но не воспользоваться. Просто сказала: чувак, давай разойдёмся миром.

– Поверил?

– Наверное, как-то чувствуется, что не побоюсь воспользоваться.

Я смотрю на неё. Наверное, я чего-то не понимаю. Потому что я чувствую всего лишь, что это очень добрый человек.

– Какие у тебя планы? Будешь тут до конца войны?

Она пожимает плечами, словно не знает ответа. Но тут же отвечает:

– Боюсь самое важное пропустить.

– Как тут люди живут? – спрашиваю я.

Мы немного говорим про то, что в Донецке очень много кафе и магазинов, и салонов, и новые рестораны открываются чуть ли не каждую неделю, и можно покупать корма для животных, и вообще здесь идёт вполне себе светская жизнь, в которую не поверишь, пока здесь не окажешься.

В эту минуту к нам на веранду приходит гитарист из кафе, и подключает гитару уже здесь. И тут же начинает играть. Нам приходится ретироваться обратно в помещение.

– …но если пообщаться с людьми в том же посёлке Весёлом… – говорит Аня.

– Что они тебе говорят?

Аня некоторое время раздумывает, чуть морщась, словно пересказывать всё это ей не очень хочется. Но отвечает всё равно.

– Там про одну женщину сосед рассказывает, как 1-го числа такого-то месяца убило её сына, потом 17-го убило её мужа, а 21-го, говорит этот мужчина, я заходил к ней, и тут начали стрелять. «Я сказал ей, чтобы уходила в подвал, но она не ушла, и ей голову оторвало. И одиннадцать дней мы не могли оттуда её унести, потому что стреляли. Ну и когда уже забрали, она была уже вся объедена собаками». И это всё очень спокойно рассказывается…

– …ты считаешь, что Россия должна была ввести войска?

– Введение войск – это был бы гуманный шаг. Это особенно хорошо было видно и слышно, когда я была в Горловке.

– Совсем недавно?

– Совсем недавно. По нам стреляют украинцы. Стреляют, стреляют, стреляют. Стреляют, стреляют, стреляют. Два часа подряд… Тут вдруг отвечает наша гаубичная батарея. После этого тишина. Всё.

Нам кажется, что мы знаем, о чём мечтает и о чём может говорить как о самом важном всякая женщина.

Едва ли мы ожидаем, что молодая женщина вдруг скажет:

– Есть надежда, что мы отобьём Авдеевку.

Авдеевка – это населённый пункт, находящийся под контролем ВСУ.

Я не помню, о чём я спросил Аню, – уж точно не о мечтах, но о чём-то, что, по её мнению, сейчас может произойти хорошего.

Она сказала именно эту фразу: отбить Авдеевку.

– Авдеевка очень важная, – сказала она. – Там они очень хорошо сидят. Они заняли промзону и у них очень удобная наступательная позиция. Если их оттуда не выбить, они будут ползти вперёд. Либо они будут ползти вперёд, либо это будет гнойник, где постоянно гибнут люди. И потому нужно эту промзону отбить…

Спорить тут не о чем.

– …Как ты добираешься до передовой, Ань?

– До той же Горловки легко добраться на автобусе. А дальше за мной приезжают и подвозят.

– И тебе правда не страшно?

– Ничего хуже, чем случилось, уже не случится. В принципе, я, скорей, агностик. Но вот все говорят, что после самоубийства ничего хорошего не будет. А я хочу с Лёшкой встретиться.

Захарченко, он же Батя, он же Захар, он же Александр Владимирович, он же – Глава.

Ближний круг, «личка», бойцы звали его Батей. Управленцы уважительно, в третьем лице – Главой. Иногда, за глаза, близкие (но не родня) звали его Захаром. Совсем близкие – по имени.

Глава нового государства, солдат, революционер, контрреволюционер, шахтёр, контрабандист, казак, романтик, бандит, стратег? – какое определение было бы самым верным? Все сразу?

Точно не авантюрист. Захарченко был человек эмоции, причём эмоции его – долгие, они не перегорали. Эмоциональность Захарченко не была завязана на его «я»: им двигали вещи, которые вне его, не связанные с ним лично.

Амбиции – это не о нём. Жажда политической удачи, конформизм, стремление править и управлять – тоже не про него.

По всей видимости – он был нормальный, крепко стоящий на ногах мужик, в котором однажды «взыграла кровь».