Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны - 2013-2021 [litres]

Стрелков ставил Мотору задачи определённого характера, и мы их выполняли.

Помню, ездили с ночником, у Мотора был «Циклоп»: он херовенький, конечно, – и вот мы без фар, без ничего перемещались во тьме. Когда на наши блокпосты подъезжали – там ребята разбегались. Ну, реально не понимали: подъезжает машина без фар, без нифига, пулемёт стоит и сидят бойцы заряженные. Мы думали тогда, что, если не укропы, то свои нас завалят с перепугу.

Нам дали ПТРС два расчета, потом АГС-17. Мы выезжали на определенное направление и наносили врагу урон.

По мере того, как численность у нас нарастала, Мотора сделали командиром группы.

Потом был штурм Семёновки. Мы тогда всю ночь катали по городу туда-сюда-обратно, решая разные задачи. У меня был кроссовый мотоцикл. Я на нём на разведку ездил. Раз съездил, доложил – нанесли огневое поражение, два, доложил – нанесли огневое поражение, на третий сказал, что больше не поеду, потому что я им примелькался.

Потом мотоцикл перекрасили, и Мотор его отдал, – в Славянске была «Нона», и корректировщикам с «Ноны» мотоцикл был нужнее.

Пока мы разговаривали, нас несколько раз прерывали входящие по тем или иным делам бойцы и офицеры «Спарты». Это, скрывать не стану, впечатляло: заходят здоровые, лет по пятьдесят мужики, Воха спокойно отдаёт им команды, они уходят. То, что новому комбату «Спарты» всего 23 года, – сложно не оценить.

– Давай на минутку остановимся, Воха, – попросил я. – А у тебя что, какой-то интерес к военному делу был изначально? Ты что-то в этом понимал?

– Знаешь, самое интересное – я не хотел служить в армии. После 11 класса я поступал в Славянский пединститут и сразу не поступил. Пришёл в военкомат, мне говорят: пошли служить! Я говорю – да ну… На тот момент у меня была работа, были финансы, то есть я себя нормально чувствовал. Во второй раз поступил в техникум. Но я там толком не учился, заочно числился, иногда приходил. И вот мне опять говорят – пошли служить. Я говорю: не, я учусь. Они говорят – ладно. И на третий год – это как раз 2014 год – меня должны были вызвать в военкомат. Как раз апрель месяц, мне приходили повестки домой, но я не хотел в украинскую армию: а что там делать? У меня товарищи служили год, и то из этого года – полгода были дома. Поэтому я не видел ничего в этом интересного.

Я Мотору сразу сказал, что не хотел служить, а тут вот что – война.

Это сейчас – подготовка, слаженные инструктора, а тогда приходилось реально учиться на ходу.

Помню, жители пожаловались то ли на снайперов, то ли ещё на кого – они не понимали, конечно. И мы пошли вчетвером – я, Мотор, Кирпич и Боцман – на разведку. Нас встретили огнём, получилась разведка боем. Тем самым они спалили свои позиции, и мы их уже потом… кошмарили, скажем так. Тогда первый раз я стрелял с подствола. Я не понимал, куда стрелял. Но потом, со временем, мы всему научились.

Был тогда эпизод: в четыре утра ехали из Семёновки. И, получается, был блокпост наш один, и наш другой блокпост. И это – прямая дорога на Семёновку. То есть слева и справа мог заходить противник, пытаться обрезать. Там был сользавод, где ополченцы машину разбили. Мы подъехали на дистанцию, может, 50 или 70, короче, до ста метров. Мотор говорит: сейчас будет огневая подготовка ВОГами 25-ми. И мы тогда вот эту машину просто расхерачили с ВОГов. Тогда я и научился стрелять с ВОГов. Мотор трассерами её зажёг, и она сгорела… А мы такие шальные парни: стоим между двух своих блокпостов – там ведь могут перепугаться, начать по нам палить. Но нет, нормально. Мы приехали к ребятам, показали им видео, посмеялись. Они говорят: вы так больше не делайте в другой раз.

– Много разных полевых командиров было, но самым известным стал Мотор. В чём, по-твоему, причина?

– Он к известности не стремился. Он был обычный человек. Известным он стал своими действиями, потому что он всегда был с нами на поле боя, никогда не сидел в штабе. Всегда был на передовой: в Иловайске, в Славянске, в аэропорту. В аэропорту он получил ранение, в Иловайске тоже – по-моему, из 25-го ВОГа или из 14-го, или из АГС-17 он получил осколок, под мышку попало…

Он долго не думал, он принимал решение и всё: вот так вот делали. Успех этих решений был всегда стопроцентный. Никогда не было у нас больших потерь. Когда в аэропорт заходили – там у тех «двухсотые», «трёхсотые». У нас, понятно, были «трёхсотые», но не тяжёлые, осколочные: когда артиллерия долбит, от неё не спрячешься… У него всегда индивидуальный подход был к каждой ситуации.