Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны - 2013-2021 [litres]

Арсен ответил: мол, я своего старшего сына от первого брака хочу сюда перевезти, а там где трое – там и четвёртому хлеб найдётся.

Усыновить хотел цыганёнка, сироту.

Я знал всякого Арсена, но такого всё-таки не знал. Он был не просто отличный командир. Он был хороший парень. Он был – человек.

Отца, выходит, забрали не у трёх детей, а у четверых сразу.

…В том лифте весь его мобильный был рассечён – он лежал в верхнем нагрудном кармане.

Я думал, что его тексты, которые я читал, будучи у него в гостях и не восстановить теперь. Безо всякой надежды спросил у жены Мотора – Лены, – и вдруг выяснилось, что она их в своё время переписала в тетрадь.

…Она прислала их – и мои друзья-музыканты придумали две песни на стихи Мотора.

Будут песни. Будет память.

Смерть Мотора стала его последним боем и последней удивительной победой: попрощаться к нему пришли более шестидесяти тысяч человек, люди кричали: «Спасибо, Арсен!», и по-над головами текли цветы: все просто не могли подойти к нему, физически такой возможности не было.

Но день этих похорон дал простой и однозначный ответ: за кого Донбасс.

Теперь о том, что Донбасс взят в заложники и запуган, могут говорить только лжецы и негодяи.

…Последний раз мы ехали по Донецку с Арсеном летом, в его десятки раз прострелянном джипе, говорили о музыке; он был как всегда смешливый, спокойный, остроумный, – но когда появлялся храм, он на миг стихал и очень бережно крестился. Движение его сильной руки было такое, словно он боялся случайно задеть храм – будто храм хрупок и сделан из хрусталя, и даже креститься надо так, чтоб мироздание не пошатнулось.

…В память о всех тех, кто положил свою жизнь за нас, за нашу родню и наших детей, мы должны возвести хрустальное христианское государство, где лучшими людьми почитаются лучшие люди, а не хоровод фарисеев, патологических трусов, выдающих себя за наших артистов, и патологических мошенников, выдающих себя за политическую элиту.

…Иногда выхода, кроме жизни, нет.

Пересекаясь с Моторолой, я часто видел рядом Воху: невысокого, очень спокойного, немногословного молодого человека с небольшой бородой.

На вид сложно было определить, сколько ему лет, но я думал, что точно больше двадцати пяти: всё-таки заместитель командира батальона. И какого батальона! – известного, прямо говоря, на полмира.

Может быть, мы раз пять виделись, или около того, но обменялись за все те два с лишним года, что я знал Моторолу, разве что парой фраз.

В бою я Воху не видел, но зато в самых разных обстоятельствах его видел, и не раз, знаменитый военкор Семён Пегов, и всегда рассказывал мне, что Воха на редкость бесстрашный человек. Пегов в этом понимает, он сам бесстрашный. И если уж он кого-то хвалит, тут степень мужества должна быть такая, что для неё и подходящего эпитета сразу не найдёшь.

То, что наследником Мотора может быть только он, ни у кого не вызывало сомнений: всякий раз, когда Мотора по тем или иным причинам не было в подразделении, подменял его именно Воха. Владимир Жога.

Мы встретились в части, я завёз деньги для Лены, жены, а теперь вдовы Арсена Павлова, – их за пару дней собрали самые разные люди со всей России и попросили передать – чтоб дети героя ни в чём не нуждались.

Воха сидел в том кресле, где в прошлый раз сидел Арсен. За спиной у Вохи три портрета: Путин, Захарченко, Моторола.

– Воха, в двух словах, если можно: кто твои родители, где ты родился, где учился? – спросил я.

– Родился в 1993 году в Донецке, но здесь прожили мы недолго. Когда я ещё был маленьким, семья переехала в Славянск. До мая 2014 года я был обычным парнем: занимался своими делами, учился, работал.

– А родители чем занимались?

– У отца был малый бизнес. Я ему лет с четырнадцати помогал. Мать была домохозяйкой. Но они разошлись рано, вместе не жили. Увлекался спортом – в основном футболом, долгое время, грамоты получал… Закончил школу и начал с отцом заниматься бизнесом всерьёз. Получалось. Всё было неплохо до 2014 года, пока не начался Майдан… Было интересно следить за развитием событий. Хотелось принять участие, но как-то не решался туда поехать. Не получилось, скажем так. Но когда с ребятами в Славянске всё это обсуждали, я сказал, что если вдруг к нам в город придут люди с Майдана, я встану на защиту города.

– Ты был с юности политизирован?

– Я ко всему нейтрально относился, в политику не лез. Мне было двадцать лет, нужно было погулять, скажем так. Но когда начался переворот, я стал следить за новостями, общаться на эти темы с отцом, с товарищами, с теми кто постарше, кто больше в этом разбирается. И скоро понял: всё это неприемлемо для меня.