Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда - повести и рассказы

Пока бойцы суетились у машин, офицеры заспешили к штабному автобусу, остановившемуся в мценском парке. Там уже были полковник М. Е. Катуков и командир 1‑го стрелкового корпуса, которому была придана бригада, генерал Д. Д. Лелюшенко. На коротком совещании он передал приказ Сталина, с которым только что говорил по телефону: любыми путями задержать продвижение врага на Тулу.

Легко сказать — задержать. Обстановка в Орле оставалась неясной, силы противника пока не уточнены, и в Мценске, кроме отступившего с боями, потрепанного орловского гарнизона, полка пограничников, первого танкового батальона четвертой танковой бригады да горстки мотострелков, противопоставить наступающему врагу было нечего. Однако Катуков, выступавший на этом первом совещании командного состава корпуса, сказал:

— Не знаю, что там у немцев в Орле, но хорошо знаю, что привез с собой в Мценск. Бойцы у меня опытные, в боях проверенные, а ума и отваги им не занимать. Каждая наша новая машина стоит двух, а в умелых руках — и большего количества вражеских машин. Так что, думаю, враг надолго запомнит нашу первую встречу. Уверен, что нам удастся сковать действия противника на этом участке.

На этом совещании решено было выслать в сторону Орла боевую танковую разведку с десантом пехоты, с тем чтобы попытаться установить места сосредоточения живой силы и техники врага, направление его дальнейшего движения и одновременно короткими кинжальными ударами, не показывая действительных своих сил, попытаться запереть немцев в городе.

Час спустя капитан Гусев получил приказ с тринадцатью машинами по Московскому шоссе выйти на северо–восточную окраину Орла, а старший лейтенант Бурда с группой в десять танков полевыми дорогами должен был скрытно подойти к городу с юго–востока в районе товарной станции Орел-Н.

Рассвело поздно. Дождь, моросивший всю ночь, немного приутих. Но из сплошной грязно–серой тучи, нависшей над Мценском, в любой момент могло сыпануть и дождем, и снегом, а в ветвях голых деревьев путался, сердито ворча, порывистый ветер.

Выстроившись колонной, танки заполнили одну из улиц города. Рев мощных моторов еще на рассвете переполошил всех ее жителей, и они теперь с интересом и надеждой смотрели на новенькие, с еще не тронутой заводской краской машины, на молодых танкистов, суетящихся около них, на таких же молодых, только более серьезных с виду командиров в ладно пригнанной строгой военной форме.

Подошла небольшая колонна пехотинцев — десант, который должен был ехать к Орлу на броне танков. Солдаты тут же разбежались по машинам, залезли на них, стали устраиваться поудобней, готовясь в неблизкий путь.

В открытый люк тридцатьчетверки Лавриненко свесилось крупное краснощекое, с усами подковой лицо. Грубоватый голос спросил:

— Эй, земляки, цигарки на пару затяжек не найдется?

Услышав знакомый голос, Дмитрий вылез из танка.

— А, это вы, товарищ красноармеец? — с напускной строгостью спросил он. — Небось курить охота, аж мутит?

Пехотинец, глядя на Лавриненко, заморгал удивленно:

— Ага. А вы откуда знаете, товарыш литенант?

— Да уж знаю. Приходилось выручать. Так что с тебя жменя махорки уже причитается.

— А! Так это я у вас, что ли, ночью на станции… От черт! Ничо не видать было, хоть глаз выширни. Так что извиняйте.

— Ничего, ничего! Ночь и правда темная была, если бы не голос, да не этот говорок, я б тебя тоже не узнал. Бери закуривай. — Дмитрий протянул кисет. — Родом случайно не с Кубани?

— Оттуда. А чо, земляки, может?

— Да, похоже, так. Я из Армавира призывался.

— Так мы, считай, соседи. Я с хутора Казачьего, шо недалеко от Подгорной, километров сто от Армавира, это как на Спокойную ехать. Может, слыхали?

— Как не слыхал, я ж родом из Бесстрашки. Правда, там только родился. Потом жил в Вознесенске, а вот последнее время — в Армавире.

— Эх, товарыш литенант, сейчас бы грамм по сто за встречу, сала по шматку с луком да хлеба домашнего, что мамка на капустном листе спекла, а?

— Вот немца разобьем, тогда за все сразу выпьем: и за встречу, и за Победу, и за Кубань нашу… А сейчас считай, что встречу кубанским табаком отметили. Друзья из дому прислали.

— Да ну! Так чо ж вы не закурили, товарыш литенант?

— Не курю! Бабка в детстве по губам так отшлепала, что по сей день помню.

— А кисет?

— Это подарок матери. Я в нем махорку держу для земляков, которым без курева невмоготу.

— Обижаете, товарыш литенант. Махорку верну, я ж взаймы беру.