Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда - повести и рассказы

Нет–нет да и наскочит на хутор или край станицы банда, ограбят, убьют или искалечат, хату спалят, никого и ничего не пожалеют. А в степь ускачут, пойди узнай, кто они и откуда, эти свирепые звери. Может, живут здесь же, рядом с тобой, возможно, утром и на горе людское придут посмотреть, посочувствовать. А попадись ты им где–нибудь в тихом месте, не раздумывая, саданут в тебя из обреза или шашкой полоснут.

Особенно издевались бандиты, если узнавали, что человек сочувствовал Советской власти. Кровь стыла от того, что творилось во время этих бандитских набегов. Но Матрена Прокофьевна не столько за себя, сколько за малыша своего боялась: мало ли что придет в голову кулацким ублюдкам!

Из эпизодов того далекого, неспокойного времени помнилось Дмитрию, как мать часто брала его на руки, прижимала к груди, словно заслоняя от чего–то страшного, и тихо шептала на ухо:

— Ничего, ничего, сынок, потерпи еще. За слепой ночью все равно светлый день придет. Наша с тобой доля, наверное, где–то в пути заплутала. Видно, еще подождать надо…

Свято веря в эти слова матери, мальчуган не раз тайком бегал к какому–нибудь ближнему кургану или в катавалы за станицей, взбирался на самую их вершину и, спрятавшись в густой траве, подолгу сидел, внимательно вглядываясь в изумрудную зелень степных перекатов. Но за одной горой виднелась другая, потом еще и еще одна. А терялась вся эта вереница гор где–то далеко–далеко в сизой дымке, у самого горизонта. «Где же, за какой горой заблудилась эта долгожданная наша доля?» — спрашивал самого себя мальчуган. Так хотелось Дмитрию найти и поторопить ее: пусть порадуется мама!

…Да полно. С ним все ли это было? Неужели с тех пор прошло более двадцати лет? Неужели так быстро летит время?

Ночь в лесу прошла спокойно. Хотя справа, севернее, куда ушла группа капитана Гусева, шел сильный бой. До полуночи, приглушенные расстоянием, доносились оттуда звуки взрывов и орудийной канонады. От пожаров в стороне Орла стояло розовое зарево, в котором то и дело вспыхивали звезды осветительных ракет.

Утро 6 октября выдалось на редкость тихим, ясным. На желто–бурый ковер пожухлой травы и опавших листьев упала изморозь, чуть посеребрившая и броню танков.

Дмитрий открыл люк, высунул наружу голову, глубоко вдохнул свежий морозный воздух. Снизу кто–то спросил:

— Ну как там?

— Отличная погодка, — поднимая лицо к еще не потухшим звездам, сказал Лавриненко. — Мороз и солнце…

— А что на дороге?

— Пока пусто. Тишина…

— Тишина — это плохо, — заспанным голосом пробурчал стрелок–радист Иван Борзых. — В тихом омуте черти водятся.

— Спят, наверное, еще черти–то, — ответил ему механик-водитель Михаил Бедный. — У них режим — святое дело. Вот подкрепятся на дорожку, тогда и тронут.

— Грибов, что ли, пойти поискать? Может, где масленок какой под листом спрятался, на обед супец отменный сварганили бы, — мечтательно сказал Борзых, но в это время где–то совсем близко, у самой окраины Орла, ударило сразу несколько орудий крупного калибра.

С деревьев поднялась стая испуганных ворон, где–то высоко над головой раздался резкий свист, и от недалеких разрывов дрогнула земля. За первым залпом последовал второй, потом третий, четвертый, пятый…

Дмитрий опустился в танк, но люк до конца не закрыл, чтобы слышать, где рвутся вражеские снаряды. Вслух подумал:

— Похоже, бьют вслепую, по той поляне, где мы стояли вечером. Должно быть, что–то заподозрила «рама», что вчера стрекотала тут поблизости. Но о засаде они, видно, не догадываются. Это хорошо.

— Хорошо, да не очень, — сказал Борзых. — Сейчас отстреляются и двинут…

Действительно, не прошло и получаса, как со стороны города послышался гул множества двигателей. Он все приближался, все нарастал, и вот уже из–за поворота дороги показались первые мотоциклисты. За ними из–за деревьев выехал бронетранспортер, потом выползли танки, появились машины с солдатами в кузовах и пушками на прицепе, потом снова танки и опять машины.

Мотоциклисты уже прошли больше половины видимого Дмитрию участка дороги, а вражеская техника все выходила и выходила из–за деревьев.

— Да, командир, — снова услышал Дмитрий голос механика–водителя, — тут не мороз, тут жарко будет.

Нравился Лавриненко этот высокий, стройный, подчеркнуто опрятный старший сержант. Был он рассудителен, нетороплив, а главное, на все руки мастер. Бывший рабочий, слесарь, Бедный терпеть не мог, когда в танке что–то не ладилось. Отдыхать не сядет, пока не выяснит, в чем причина неисправности. Для него этот бой был первым. Еще с вечера он настраивал себя на то, чтобы не поддаваться ни малейшей растерянности при встрече с врагом. Поэтому, видно, сейчас старался говорить спокойно, даже немножечко с эдакой бравой веселостью в голосе: