Владимир Гаков - Тени на снегу

Истинное понимание нелегко далось родовитому царедворцу и министру, воспитанному в категориях феодальной чести, предполагавшей ставить прихоть сюзерена выше интересов государства. И до встречи с Посланником понятия не имевшего о каких-то там «общечеловеческих ценностях»... Спустя месяцы, в самом начале ледового похода Дженли Аи услышал то, что владело другом с их первой встречи: «Разве имеет значение, какая страна проснется первой, если следом проснемся все мы?»

Противостояние-сдержанное недоверие-сближение -взаимопонимание-дружба-любовь; таков пунктир их романа. По той же «схеме» развиваются и отношения двух цивилизаций.

Тут не случайное стечение обстоятельств, а принцип, по которому действует Экумена. Пока два человека – те самые две тени на снегу – не договорятся, не станут друг другу не просто близкими, а и необходимыми, Экумена будет выжидать. Послов она пришлет только на готовую к их встрече планету.

Но именно это-то сближение двух обыкновенных людей порой сложнее и драматичнее контакта цивилизаций.

Поначалу отношение Дженли к Эстравену доброжелательно-любопытное и настороженное: «Мне он не нравится, однако я не могу не ощущать его значительности, как не могу, например, не ощущать тепла солнечных лучей»... «удивительный характер – абсолютно прозрачный и, одновременно, абсолютно непостижимый, словно бездонный колодец, полный ключевой воды...»

Правда, насторожен и кархайдский сановник, хотя он быстрее увидел в Дженли Аи – друга: «Есть в нем некая невинность, которую я привык считать чуждой нам и довольно глупой; и все же в отдельные моменты именно за этой кажущейся невинностью открывается такая широта знаний и такая дальновидность, что мне становится страшно. Его устами говорит абсолютно уверенный в себе и очень великодушный народ – такой народ, который сплел воедино премудрость древнего, немыслимо глубокого и невообразимо разнообразного жизненного опыта множества человеческих обществ. Но сам-то Аи еще молод, нетерпелив, неопытен. Он выше нас и видит шире, но высота его – всего лишь обычная человеческая высота».

И лишь много позже из груди у него вырвется фраза – свидетельство того, что он давно все понял, и принял, как неизбежное: «Почему я всегда прирастаю сердцем к чему-то недопустимому, невозможному?»...

Чтобы окончательно разобраться в себе и в своих отношениях, нужно было пройти вместе через испытание. Преодолеть не только Ледник, но и холод недоверия внутри.

Описание ледовой одиссеи – вероятно, самые сильные художественные сцены романа.

Честно признаюсь, по первому разу я начал читать его с интересом, но несколько отстраненно. Может быть, «виной тому» форма дневниковых записей и отчетов; Посланник – на работе, ему не до эмоций и стилистических красивостей... Но стоило только друзьям отправиться в свой Путь на ледник, вступить в царство белого безмолвия – и книга, напротив, заговорила! Захватила, обволокла, как пурга; и я уже всем существом своим, мысленно был – там, с ними. И брел куда-то, проваливаясь в снег и обжигаясь снегом, и ждал чего-то и во что-то верил...

Ледник. Идеальное, холодно-объективное зеркало. В нем можно увидеть самих себя – без масок, разыгрываемых «социальных ролей», а самое главное, каких бы то ни было иллюзий относительно собственной персоны. Странное природное сочетание животворного света и мертвого холода наполняет особым смыслом путешествие двух существ, поначалу чуждых друг другу и сблизившихся именно во льдах.

Это не только дивная красота природы; на Леднике их ждет какое-то мистическое средоточие времен – прошлого, настоящего и будущего. «Не было ни солнца, ни неба, ни линии горизонта, ни мира вокруг. Бело-серая мгла, пустота, в которой мы были как бы подвешены»... «Порой ночная тишина бывала настолько полной, что представлялось, что во Вселенной только еще нарождаются первые звезды или, наоборот, уже наступил конец света».

Во льдах они прощаются с предысторией своих миров – с изоляцией, одиночеством, недоверием. И на сверкающей нестерпимо зеркальной глади читают знаки их общего будущего: единение, союз, взаимопонимание.

А когда разразилась пурга, уничтожившая разницу между светом и тьмой, Дженли Аи кстати вспоминает о тех же древних символах, известных, оказывается, и на других обитаемых планетах. Инь и Ян: «Свет и тьма. Страх и мужество. Холод и тепло. Женщина и мужчина. И ты сам, Терем: двое в одном. Тень человека на белом снегу и сам человек».