Владимир Гаков - Тени на снегу

В кн. У. Ле Гуин «Левая рука Тьмы», М., Радуга, 1991.

«Я остался один на один с существом из иного мира в стенах этого мрачного дворца, в странном заснеженном городе посреди Ледникового Периода, наступившего на чужой мне планете».

Всего один абзац... Однако почему-то именно он накрепко запал в душу, еще во время первого прочтения этой богатой на откровения книги. С тех пор лет пятнадцать минуло, не меньше, и в ту пору, конечно, было трудно предвидеть, что когда-то меня опять, как током, ударят врезавшиеся в память строки.

Ведь на сей раз это я оставался один на один с существами из иного мира – в стенах собственной квартиры, в знакомой с детства заснеженной Москве; посреди холодов, внезапно ударивших на моей родине!

Никак не забыть тревожную зиму 91-го. Морозило тогда не только по термометру – наползавший на всех нас ледник обдавал мертвящим холодом изнутри, выстуживая душу; уже и память растворилась о недавней оттепели, в будущее же и подавно нельзя было взглянуть без страха... А на письменном столе меня ждали машинописные страницы с переводом «Левой руки Тьмы».

Давно мы ждали эту книгу, по-моему, любители фантастики уже почти отчаялись прочитать роман по-русски; и вот он лежал передо мною в ожидании послесловия. Но кто мог предугадать, что повествование о событиях невообразимо далеких, история заснеженной планеты на краю обитаемой Вселенной, – одним словом, фантастика – окажется столь своевременна?

Если помните, Посланник Лиги Миров прибыл на Гетен «... в странные времена. Все меняется; мы вышли на новый виток. Нет, пожалуй, еще не вышли; мы чересчур далеко зашли по тому пути, которому следовали до сих пор»... Фантастика, правда?

В странных существах-андрогинах («Похоже, они – результат некоего эксперимента. Сама мысль об этом уже неприятна.») первые советские читатели романа, надеюсь, не испугались узнать – себя. Тоже «результат эксперимента», но социального. Надолго оторванные от давшей нам жизнь цивилизации, мы в те дни, подобно героям романа, так же мучительно пытались восстановить утерянную связь, Контакт понимания. Боясь признаться себе, что, может быть, чересчур далеко зашли «по пути, которому следовали до сих пор». В те дни мы переучивались, заново овладевая искусством диалога, терпимостью и терпением (хотя порой их-то нам и не хватало в процессе учения). Преодолевая данную нам от природы «полярность» – и приобретенную на том злополучном «пути» ксенофобию, заставляли себя привыкать к диалектике не «по Гегелю» (тем более не по выхолощенному «диамату»), а по жизни...

В странные времена подоспела к нам эта книга.

Хотя долгая и путаная дорога ее к российскому читателю – в общем закономерна, под стать тернистому пути всех без исключения героев американской писательницы Урсулы Ле Гуин.

Что же так испугало отечественных издателей – политика? Да, конечно, и «политика», будь то управляемый параноиками авторитарный Кархайд, или более «прогрессивный» Оргорейн, уже додумавшийся в своей социальной эволюции до таких откровений, как всеохватный сыск, поголовная паспортизация и до боли знакомые из истории «добровольческие фермы» для несогласных.

Но оказывается, еще большие сомнения пополам с ужасом внушал секс. («Нам только гермафродитов не хватало», – в простоте душевной сказали автору этих строк в одной редакции, куда он без особой надежды на успех пытался пристроить роман.) Теперь, когда книга прочитана, подобные страхи вызывают улыбку, хотя тех редакторов можно понять. Ведь и в нашем обществе реально назревало нечто гетенианское! В смысле стирания граней – когда женщины орудовали ломом на заледеневших мостовых, наращивали мускулы от ежедневных упражнений с авоськами и перенимали забористый язык межполового общения от представителей «сильного пола»; а те в свою очередь окончательно изнеживались, теряя остатки мужественности даже во время безобидных парт- и профсобраний (где всего-то требовалась храбрость – не проголосовать «за»...) На этом фоне фантазии американской писательницы рождали аналогии по меньшей мере странные.

И все-таки подсознательно – и потому абсолютно безошибочно – сработали страхи иного рода.

Главную крамолу в те годы разглядели в ясно выписанной идее компромисса. Ведь книга учила преодолевать пресловутую «поляризацию», воспитывать в каждом особое мужество – понимания и внутреннего приятия иного, будь то человек, общественный строй или нетривиальный ход мысли! Вот что за «мина» вводила в состояние ступора даже самых либеральных редакторов; и «круговая оборона» от книги продолжалась до тех пор, пока необходимость воспитания этих ценных качеств не была осознана всеми. И не в галактическом будущем, а здесь и сейчас...