Сергей Антонов - От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах) [журнальный вариант]

Как бы ни величали этого диктатора: «Воля неба» (древние китайцы), Трансцен­дентальный разум (Кант), Мировой дух (Ге­гель), Воля к власти (Шопенгауэр),— какой бы ни придавали ему научный («Социум») или поэтический («Социальный гений», «Прометей») оттенок, от этого людям не легче. Все эти наименования подразумевают, что человек действует не по своей воле, а является марионеткой в руках загадочных, роковых сил.

Под влиянием философских систем такоко рода статут роковой силы получила и среда. Ложное представление о среде как о непреклонном фатуме держится стойко, хотя физиологи, например, считают, что жизнедеятельность — не подчинение, а пре­одоление среды. В интересной книге о мировоззрении До­стоевского «Бунт или религия» Ю. Кудряв­цев пишет, что действия Раскольникова де­терминированы исключительно внешней средой.

Это, по-моему, неверно.

Достоевский не принимал ни пессимисти­ческого, ни оотимистического варианта все­сильной «среды». Он считал, что решающее слово в определении своей судьбы принад­лежит самому человеку. Иначе, писал он, «этак мало-помалу придем к заключению, что и вовсе нет преступлений, а во всем «среда виновата»...». Ссылаясь на правосла­вие, он считал, что христианство «ставит, однако же, нравственным долгом человеку борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается». Его нисколько не смущает, что это утверждение входит в вопиющее противоречие с еван­гельской догмой о том, что ни один волос не упадет с головы человеческой без воли божией.

Мировоззрение Достоевского отрабатыва­лось в те годы, когда Россия поворачивала на капиталистический путь. На переломе об­щественных отношений люди вдруг осозна­ли, что в их воле менять среду, и это вы­звало общий подъем чувства личности. В одной из статей, опубликованных в 1861 го­ду, Достоевский писал: «...в наше время все начинают все сильнее и больнее чувст­вовать и даже понемногу сознавать, что всякий человек, во-первых, самого себя сто­ит, а во-вторых, как человек, стоит и вся­кого другого именно потому, что он тоже человек».

Среда, конечно, влияет на становление личности, но вместе с тем сам человек, и никто иной, и творит и изменяет эту среду. В этом смысле и следует понимать слова Маркса о том, что «обстоятельства изме­няются именно людьми...»

Достоевский хоть и пытался веровать в бога, понимал, что среда не потусторонняя сила, а порождение человека. Иронически символизируя среду по рецептам «прогрес­систов» в виде каменной стены, он обро­нил замечание, «что даже в каменной-то стене как будто чем-то сам виноват».

Угадал Достоевский и то, что в капитали­стическом обществе человек обречен на нечеловеческое существование. Товарные отношения заставляют людей общаться не в своем естественном качестве, а под определенной экономической маской.

Экзистенциалисты вывели много любо­пытных наблюдений о жизни и условиях капиталистической «неподлинности». Хай­деггер, например, считал, что человек скры­вает свое естественное лицо и принимает то амплуа, которое предписывает окружающая его действительность. Он как бы не жи­вет, а играет роль, которую считает себя выгодной. На эту тему в записных книжках Достоевского есть удивительная по глубине мысль: «Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется».

Достоевский уверен, что народ русский, «обвиняя себя... тем-то и доказывает, что не верит в «среду»; верит, напротив, что среда зависит вполне от него, от его беспрерывно­го покаяния и самосовершенствования. Энергия, труд и борьба — вот чем перераба­тывается среда. Лишь трудом и борьбой до­стигается самобытность и чувство собствен­ного достоинства».

Выше человеческой личности нет на зем­ном шаре ничего! — провозгласил еще В. Бе­линский. Это убеждение разделял и под­тверждал всей своей деятельностью Н. Чер­нышевский. Что касается Н. Добролюбова, то он боролся за свободу личности прямо-таки рыцарски (см., например, цитаты из его статьи «О значении авторитета в воспи­тании» в конце тринадцатого раздела этой статьи).

Тем не менее враги коммунизма (Н. Бер­дяев, в частности) повторяют вопреки фак­там, будто «коммунизм отрицает ценность и значение человеческой личности», будто для Маркса «человек есть функция обще­ства и даже только функция класса».

Между тем именно К. Маркс особенно подчеркивал ценность уникального челове­ческого существа: «Человек есть некоторый о с о б е н н ы й индивид, и именно его осо­бенность делает из него индивида и дейст­вительно и н д и в и д у а л ь н о е общест­венное существо». Свобода человека, ука­зывал К. Маркс, состоит в возможности «проявлять свою истинную индивидуаль­ность».