Сергей Антонов - От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах) [журнальный вариант]

Здесь еше раз стоит отметить плодотвор­ность повествования от первого лица в рас­сказах такого типа, где важную роль играет экспозиция мысли героя.

Взлеты фантазии, точность и глубина сравнений, неожиданность дальнобойных ассоциаций, вдохновляющих воображение читателя,— все то богатство, которым поль­зовался Грин, рассказывая от себя, в «Воз­вращенном аде» передано герою, и теперь не Грин, а журналист Галиен Марк пред­стает перед нами удивительным, оригиналь­ным существом, одаренным неистощимой фантазией, смело прорывающимся дерзкой мыслью в неведомое.

Мы знакомимся с самой сердцевиной су­щества Марка, с неистощимостью его ин­теллекта как бы между прочим, извлекаем из его рассказа свойственные именно этой личности сопоставления, связи, продолжаем их в собственном воображении... Образный язык журналиста дает представление не только об его творческом интеллекте, но и о других чертах его натуры.

Многое узнаешь, например, об отноше­ниях между Визи и Марком из короткого упоминания о том, что свет любви Визи «в красном аду сознания блистал подобно алмазу, упавшему перед бушующей топкой котла».

Уподобление мозговой работы бушующей топке мало что добавляет к тому, что мы знаем, но алмаз, блестящий собственным благородным, спокойным блеском и вместе с тем послушно отвечающий едва заметным изменениям отблеска прихотливому огню, иносказательно прорисовывает отношения мудро-нежной Визи и нелегкого в быту журналиста.

В самом начале рассказа мы знакомимся также с щедростью и силой воображения Марка. Размышляя о скрытых причинах изменения самочувствия, Марк словно шутя приходит к предположению о передаче пси­хической энергии на расстояние. Он не пу­гается внешней абсурдности пришедшей ему в голову мысли, не отмахивается от нее, как сделал бы поклонник куцего здра­вого смысла, не заводит вас в загадочные дебри мистицизма. Его мысль отважно движется навстречу неизведанному, со­поставляет, вспоминает неизвестные фак­ты. «Некто болен, о чем вы не подозревае­те, но вас беспричинно тянет пойти к нему».

Фантазии Марка не высосаны из пальца, а развиты живым опытом, подсказываются наблюденным материалом.

«Примеры эти я привожу потому, что они элементарно просты, известны почти каж­дому из личного опыта и позтому достовер­ны, а достоверное убедительно».

И действительно, фантазии Марка доволь­но убедительны. В книге инженера Б. Кажинского «Биологическая радиосвязь» (1962) рассказан такой случай: проснувшись ночью, автор услышал явственный звук, на­поминавший звон ложечки о стакан. Было два часа ночи. Инженер заснул снова, а утром пошел навестить своего больного приятеля, проживавшего на расстоянии од­ного километра от его дома. Но приятеля уже не было в живых. Он умер ровно в два часа ночи, в ту минуту, когда мать его зачерпнула лекарство чайной ложкой из стакана...

Инженер Б. Кажинский утверждает, что человеческая мысль имеет электромагнит­ную природу и, следовательно, может быть передана как угодно далеко. Он настолько уверен в своей правоте, что окрестил эту способность мозга третьей сигнальной си­стемой. К идеям Б. Кажинского сочувствен­но относились В. Бехтерев, А. Леонтович. Писатель А. Беляев использовал идеи Ка­жинского в научно-фантастическом романе «Властелин мира» и, кстати, вывел там и самого инженера под фамилией Качинского. Великий ученый-мечтатель К. Циолков­ский относился к идеям Б. Кажинского весьма сочувственно и был убежден что в век космонавтики телепатические способ­ности человека очень понадобятся.

Я вспоминаю все это не для того, чтобы защищать телепатию. Я хочу только пока­зать, почему фантастические соображения Марка не кажутся нелепыми, а восприни­маются читателем почти всерьез.

Мы послушно следуем за размышлениями Марка; нам понятно, что его соображе­ния — не пустые домыслы, не голая фанта­зия, что воображение его плодотворно и предположения приближаются к тем «без­умным гипотезам», над которыми стоит за­думаться.

И вот, едва мы познакомились с Марком, разражается катастрофа. Вместо остроум­ного, изобретательного журналиста Визи ви­дит тупицу, хохочущего от восторга в пред­вкушении фрикаделек. Вместо трехмерного, а может быть, и четырехмерного мир пред­ставляется ему плоским, двухмерным. «Все, что видишь,— такое и есть»,— изрекает он невозмутимо. Его блестящая речь сменяется бесцветными фразами, изредка сдобренны­ми взятым напрокат у Шехерезады окосте­невшим сравнением типа «будильники — палачи счастья» или «разгул — истребитель меланхолии». Перед нами — мертвое созна­ние, отражающее предмет и явления без всякой духовной переработки, нечто вроде предприятия выпускающего те же самые pora и копыта, которые в него поступают.