Сергей Антонов - От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах) [журнальный вариант]

С помощью тропа автор «расшатывает» динамический стереотип читателя. С по­мощью тропа он старается навязать свое от­ношение к миру, свое чувствование действи­тельности, свои оценки. Правда, ни одному, даже самому гениальному, писателю этой цели добиться не удавалось. Известны по­следователи Л. Толстого, американца Торо, упадочники-есенинцы, подражавшие поэту и в творчестве и, к сожалению в жизни, но в целом все это не выходило за пределы недолговечного увлечения и поверхностной моды.

Тем не менее троп независимо от воли автора решал куда более значительную ху­дожественную задачу. Закончив читать ро­ман, читатель с изумлением чувствовал, что самым близким, знакомым другом для него стал не герой, как бы ярко и блистательно он выписан ни был, а сам автор, о котором на всем протяжении книги не было сказано ни слова и который искренне желал остать­ся в тени.

Произошло это потому, что троп, впле­тенный в ткань художественного повество­вания, незаметно обнажает динамический стереотип автора, его сокровенную сущ­ность, его манеру мыслить и рассуж­дать.

Если взять даже сугубо научное сочине­ние, например «Органон», написанный две тысячи лет тому назад, то и там мы най­дем штрихи, дающие представление об авторе, Аристотеле, как психологическом типе. Рассуждая о предикатах, то есть о са­мых общих понятиях, он писал: «Сущ­ностью является, коротко говоря, например, человек, лошадь. Количество — это, напри­мер, в два локтя, в три локтя... Обладание — например, обут, вооружен. Действие — на­пример, режет, жжет. Страдание — напри­мер, его режут, жгут».

Здесь не только чувствуется участие Ари­стотеля в завоевательных походах Алексан­дра Македонского, но проскальзывает и пло­хо скрытое отвращение к жестокостям сво­его бывшего ученика.

Прочтем еще одну фразу из времен более близких. Эта украшенная тропом фраза написана летчиком, бомбившим без­оружных жителей абиссинских деревень. Бомба, пишет он, взорвалась, «распустив­шись при этом, как роза». Автор этого срав­нения фашист — сын Муссолини.

Троп может много рассказать и о миро­воззрении писателя, и о его настроении, и о бытовых мелочах, связанных с его жизнью.

Всем известны парижские стихи Маяков­ского:

Если б был я

Вандомская колонна,

я б женился

на Place de lа Concorde.

В 1925 году, когда эти стихи были напи­саны, еще существовала в Москве Сухарева башня. Башню эту издавна называли «Суха­ревой барышней», и Маяковский, конечно, знал народную прибаутку о том, что баш­ню отдадут замуж за колокольню Ивана Великого.

Очевидно, даже самый оригинальный троп незримыми нитями связан с народным со­знанием.

Грин не находит нужным сообщать что-либо о внешнем облике Марка. Опорных то­чек, определяющих его наружность, в рас­сказе не найти. Автор, очевидно, полагал, что для темы «Возвращенного ада» внешние черты героя несущественны.

В прощальном письме Визи называет Мар­ка внимательным, осторожным, большим и чутким. О внимательной осторожности жур­налиста можно судить и по манере, с ко­торой он ведет рассказ. Сложный характер его угадывается в соединении душевной мягкости с решительностью и силой ду­ха, проявленной при столкновении с Гуктасом.

Но вскоре нам становится ясней главная, определяющая черта натуры Марка. Это непрерывная, изнуряющая, изматывающая душу работа мозга которую сам журна­лист называет «красным адом сознания». Исступленная умственная работа, отвеча­ющая высоким общественным запросам, вы­ражается в творческой деятельности. Мо­жет быть, это и подразумевала Визи в прощальном письме под словом «большой». Целомудренные законы любви не дают пра­ва называть любимого талантливым, гени­альным, и она ограничилась скромным эпитетом.

Пожалуй, нет задачи неблагодарней, чем изображение работника, который называет­ся творческим. Литература знает множество вымышленных и списанных с натуры ученых, писателей, художников. Чаще всего подчеркивается их бытовая заурядность, чу­даковатость, брюзгливое отношение к мо­ральным ценностям, и хотя Тригорину облако представляется похожим на рояль, в его писательское призвание приходится ве­рить на слово.

С продукцией Марка, кроме статейки «Снег», написанной в состоянии помрачения ума, мы незнакомы. И тем не менее перед нами талантливый, оригинальный журна­лист.

Первая фраза рассказа — сравнение от­дельного факта с куском горного льна, со­стоящего из миллиона нитей,— останавли­вает внимание глубиной заключенной в ней мысли. Действительно, изолированность факта на самом деле кажущаяся; чем боль­ше углубляешься в суть явления, тем отчет­ливей обнаруживаешь, что свойства его определяются бесчисленными связями с окружающим миром. Мысль не проста, но Марк сумел ее выразить оригинально, об­разно и точно.