Станислав Никоненко: Волшебные сказки Лидии Чарской

Играет? Репетирует?

— Княжну Джаваху вспомнила, — коротко дыша, отсмеявшись проговорила Мария Федоровна. — Не понимаю, как могли издавать сочинения Чарской, почему по крайней мере никто не редактировал ее, не исправил фальшь и порою, очень часто, неграмотные выражения? Кто-то, забыла кто, хорошо отделал эту писательницу». [1] Чуковский К. И. Собр. соч. в 6 томах. М., 1969. Т. 6.

«Хорошо отделал» Чарскую другой, впоследствии очень популярный детский писатель и известнейший критик Корней Иванович Чуковский.

В 1912 году в газете «Речь» им была опубликована статья творчестве писательницы, где он иронизировал и над языком ее книг, и над сюжетами, и над персонажами, которые часто падают обморок, теряют сознание, ужасаются каким-то событиям, падают перед кем-нибудь на колени, целуют кому-нибудь руки, и т. д. и т. п.

«Я увидел, — писал Чуковский, — что истерика у Чарской ежедневная, регулярная, „от трех до семи с половиною“. Не истерика, а скорее гимнастика. Так о чем же мне, скажите, беспокоиться! Она так набила руку на этих обмороках, корчах, конвульсиях, что изготовляет их целыми партиями (словно папиросы набивает); судорога — ее ремесло, надрыв — ее постоянная профессия, и один и тот же „ужас“ она аккуратно фабрикует десятки и сотни раз. И мне даже стало казаться, что никакой Чарской нет на свете, а просто — в редакция „Задушевного слова“, где-нибудь в потайном шкафу, имеется заводной аппаратик с дюжиной маленьких кнопочек, и над каждой кнопочкой надпись: „Ужас“, „Обморок“, „Болезнь“, „Истерика“, „Злодейство“, „Геройство“, „Подвиг“, — что какой-нибудь сонный мужчина, хотя бы служитель редакции, по вторникам и по субботам засучит рукава, подойдет к аппаратику, защелкает кнопками, и через два или три часа готова новая вдохновенная повесть, азартная, вулканически бурная, — и, рыдая над ее страницами, кто же из детей догадается, что здесь ни малейшего участия души, а все винтики, пружинки, колесики!..»

Да, конечно, Корней Чуковский был во многом прав. Повторы ситуаций, восторженность, пылкие страсти девочек, козни их врагов, чудесные избавления из самых безвыходных положений — все ото кочевало из книги в книгу. И все же…

И все же откуда, отчего такая популярность?

Вот только некоторые данные, свидетельствующие о фантастической популярности писательницы. В отчете одной детской библиотеки в 1911 году сообщалось, что юные читатели требовали 790 раз книги Чарской и лишь 232 раза сочинения Жюля Верна. (И это явление было типичным!)

Книги Чарской переводились на английский, французский, немецкий, чешский и другие европейские языки.

Была учреждена стипендия для гимназистов имени Л. Чарской.

— Конечно, если подойти к творчеству Чарской с мерками большого, настоящего искусства, тогда нам придется присоединиться к мнению Корнея Чуковского.

Однако если с этими же мерками подойти к произведениям для детей самого критика, w он рискует попасть в одну компанию с Чарской, Так, однажды некий профессор проанализировал «Муху Цокотуху» и показал абсурдность и аморальность этого произведения.

Очевидно, здесь должны быть совсем иные критерии. К произведениям Чарской нужна подходить как к дидактической, научно-познавательной литературе для детей. Конечно же, это вовсе не значит, что подобная литература должна быть второсортной. Она просто другая.

Если мы подойдем к творчеству писательницы с этих позиций, мы найдем объяснение причины успеха Чарской у юных читателей и объяснение успеха Чарской у различного рода воспитательно-образовательных учреждений дореволюционной России. А что этот последний успех был, свидетельствуют пространные списки сочинений Чарской на контртитулах ее книг, где сказано, какие именно из ее произведений кому, для чего и кем рекомендуются. Так, например, «Княжна Джаваха» была «допущена Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения в библиотеки учебных заведений», а также «рекомендована Главным Управлением Военно-Учебных заведений для чтения кадет и допущена в ротные библиотеки». А, скажем, историческая повесть о кавалерист-девице, героине Отечественной войны 1812 года Надежде Дуровой, «Смелая жизнь» была «признана Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения заслуживающей внимания при пополнении библиотек учебных заведений».

Само внимание министерства народного просвещения и управления военно-учебными заведениями к книгам Чарской говорит о многом. В первую очередь о том, что ее книги защищают устои существующего строя, воспитывают преданных царю и Отечеству граждан. Это книги определенной эпохи и выражающие господствующую идеологию данной эпохи. И, думается, в первую очередь именно эта послужило основанием для отвержения писательницы советской критикой?.