Грегуар Шамаю - Теория дрона

Но этому феномену, различные проявления которого мы рассматриваем, соответствует глубокий кризис теории права на войне. Сложность метаюридического порядка состоит в том, что всякая реальная взаимность исчезает для того, кто отныне желает использовать ее с единственной целью – как классическое обоснование своего права убивать безнаказанно.

В статье, посвященной «парадоксу войны без риска», Пол Кан предостерегает, что подобная форма «войны» угрожает подорвать традиционные основания права на убийство 400. Если мы больше не находимся в «ситуации взаимного риска», когда нарушено само «условие взаимности», объясняет он, война перестает быть войной: она становится чем-то вроде полицейской операции, вышедшей за привычные рамки. Кан добавляет, что право убивать безнаказанно на войне происходит, помимо этого отношения взаимности, от изначального права на легитимную самооборону 401. Если у нас есть право убивать безнаказанно, то оно, как он считает, действительно лишь при наличии права защищаться от непосредственной угрозы. Как только исчезнет физическая угроза, исчезнет и это право.

Возможно, не требуется вводить, как это делает он, понятие легитимной самообороны, чтобы обосновать с его помощью декриминализацию человекоубийства в рамках права войны.

Как я указывал выше, классическое положение состоит не в этом: рациональное основание освобождения от ответственности за убийство, по крайней мере в традиционном смысле, это не легитимная самооборона, а негласное соглашение о состоянии войны, о котором говорит Пуфендорф. В этой перспективе право убивать безнаказанно основывается исключительно на его обоюдном характере или на взаимности его применения. Что совершенно не противоречит тому, что при наличии этой минимальной схемы метаюридический кризис сохраняется: поскольку взаимность становится чисто формальной, основание безнаказанного убийства развеивается как дым.

Как в этой ситуации сторонники права на убийство с воздуха могут сохранить саму его возможность? Решение состоит в кардинальном перевороте в области военного права. Потому что подобное право на одностороннее убийство можно оправдать лишь одним способом: привязать jus in bello к jus ad bellum , подчинить одно другому, чтобы монопольным образом закрепить за «солдатом справедливой войны» право на безнаказанное убийство в рамках не особо конвенциональной полицейско-уголовной модели.

Именно это предлагают Строузер и Макмахан, целиком и полностью отбрасывая рассуждения о том, что сами они называют «моральной равноценностью комбатантов», чтобы заменить его на одностороннее право убивать, основанное на принципе justa causa [35]: «Солдату, который сражается за правое дело, морально дозволено отнимать жизнь сражающегося врага; но сражающийся за неправедное дело, даже в том случае, если он отвечает традиционным принципам jus in bello , не может обосновано убить справедливого солдата». 402У меня есть право убивать, а у тебя нет. Я хороший, ты – плохой, а только у хороших есть право убивать плохих. Вот к чему в итоге сводится инфантильная логика подобных рассуждений. На что враг, конечно же, ответит, что нет, это мы хорошие, а вы плохие, а потому только у нас есть право убивать и так далее до тех пор, пока один из них не победит, приведя тем самым убедительное доказательство собственной правоты. Потому что это я тебя убил, ты теперь понимаешь, что хороший – это я. Противоположный довод о юридической равноценности – а не, подчеркнем это, «моральной» (этот критерий тут просто неприменим) – комбатантов, который, помимо всего прочего, управляет существующей системой права во время военных конфликтов, совсем иначе рассматривает эту конститутивную апорию справедливой войны. Вследствие чего он наделяет равными правами и обязанностями участников военных действий, вне зависимости от их самопровозглашенной «моральности» (в которой, разумеется, никто не сомневается).

Если вкратце, то, не удовлетворяясь лишением врага материальных возможностей вести войну, сторонники дронов также вознамерились лишить его, на этот раз совершенно открыто, самого права сражаться или же уничтожить это право вместе с ним. В этом хотя бы есть определенная последовательность. «Без равенства в праве убивать, предупреждал Уолцер, война исчезнет как вид деятельности, подчиненный правилам, чтобы уступить место преступлению и наказанию, грязным махинациям и применению законов по усмотрению военных» 403.