Вячеслав Дегтяренко - Военврач. 2000—2005

© Вячеслав Дегтяренко, 2019

ISBN 978-5-4493-4071-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Чего ты сейчас хочешь, капитан?

– Я? В Чечню!

– Так там же война!

– Вот я и хочу на войну. Что мне в Бурятии делать? Лбы разбитые зашивать, с парашютом прыгать да из запоев выводить?

– Хорошо подумал, капитан?

– А что думать-то, товарищ полковник?!

– Вот тебе лист бумаги… пиши рапорт на имя командующего СибВО. Прошу направить меня для дальнейшего прохождения службы в Республику Чечня, – сказал проверяющий из Читы.

Война не покидает меня. Прошло тринадцать лет, как оставил чеченские берега и месяц, как снял погоны, а каждый прожитый день и ночь напоминает мне о ней.

Это не диагноз ПТСР ( посттравматическое стрессовое невротическое расстройство ), придуманный американскими психиатрами для солдат-неврастеников и страховых компаний. Это ежедневные события, которые происходят далеко от линии фронта. Хотя в Чечне фронта, как такового, никогда не было. Опасность ждала везде: от случайной пули сослуживца, минных полей, мирных жителей, вирусного гепатита и платяных вшей.

– Во сколько вы можете оценить свою ногу… так сказать, выше колена?

Этот вопрос, который задал коллега председателю врачебной комиссии.

– Вы же знаете что такое фантомная боль, доктор? – спросил одноногий пациент отделения неврозов.

«Что он имел в виду? – подумал я, – клинику или ощущения?».

Когда я уходил на войну, батюшка – настоятель Серафимовского храма в Питере – сказал, чтобы я берёг свою ногу. Как можно беречь именно ногу? Как вообще себя можно сберечь в этой жизни? Самая пустая фраза: «Береги себя». И звучит чаще, как безразличие. Это всё равно, что сказать тост «Желаю тебе…» Это проекция, которую мы желаем сами себе, а говорим себе. А «береги себя» – это заедание собственной тревоги, собственной слабости. И парень, которому десять лет назад в Чечне на мине оторвало ногу, это понимал.

– К страху привыкаешь и уже понимаешь, когда летят пули прицельно в тебя, а когда мимо, – рассказывал он о первых днях. Я слушал его и вспоминал, как мы с начальником аптеки после субботней бани в вагончике сидели на Ханкалинском пригорке и слушали «птичьи трели». Пули на излёте похожи на них. Но когда пьёшь спирт, страх улетучивается, изменяется сознание и восприятие реальности.

Я вспоминал ГРУшника, которого обменивали из плена, но внезапно началась двухсторонняя стрельба.

– Я видел пули, доктор. Вы можете мне не верить. Я видел их серые тельца, и пригибался. Поэтому я сейчас сижу перед вами…

Парню оценили ногу в сто пятьдесят тысяч рублей, поставили немецкий протез. Он десять лет служил с одной ногой, не стал невротиком, а стал психологом, спортсменом.

– Компенсация! – сказала коллега-психиатр.

– Все бы такими красавцами становились! – парировал я. Но боль его не оставляет.

– Представьте, что у вас оторвало ногу, и вы чувствуете, как болят пальцы несуществующей ноги. Как будто в них вбивают гвозди, которые не вытащишь никакими плоскогубцами. Рука тянется поначалу к анальгину, потом к трамалу, потом к морфину и он убивает вас, медленно, но верно.

Вчерашний больной выбрал страдание, спорт и работу. Но государство у нас жлобское. Раз десять лет служил с одной ногой, значит, не болел, раз терпел боль, значит придумываешь. Образ Маресьева, который я ставлю в пример нынешней молодёжи, закрепился в куриных мозгах экспертов. Но герою-любимцу дали квартиру на выходе из метро «Пушкинская», чеченский герой не заслуживает даже двух миллионов стремительно обесценивающихся рублей.

Дорога в Ханкалу

Во время праздничного митинга на железнодорожной станции Рада, что под Тамбовом, нам торжественно вручили боевое знамя части, на котором покачивалась бело-голубая ленточка ордена имени Богдана Хмельницкого. Затем передали «шефскую помощь»: два десятка компьютеров с принтерами, девять телевизоров и пять видеомагнитофонов. Зачем нам в Чечне бытовая техника? И кем выступали так называемые шефы батальона радиоэлектронной борьбы?

В г. Моздок (начпрод, психолог, начмед)

– По вагонам! – скомандовал комбат, после чего мы неспешно заняли места в трёх плацкартах. Вооружение и технику накануне три дня крепили на пятидесяти платформах.