Но наш на подобные крайности не переходил. Припугнёт немного, попрессует и отпустит с шуткой. Ну, написал капитан Журавленко рапорт: «Так, мол, и так, прослужил полтора года безвылазно в Чечне, хочу в отпуск!». А он любил загорать в высокой траве во время боевых дежурств по командному пункту. Уж не знаю, как и где, но не по-армейски загорать без белья, в то время, когда сопки дымятся, то от нефти, то от взрывов САУшек, и вертолёты постоянно барражируют над ними. Увидел его как-то комбат ненароком в батальонной душевой ( брезентом обтянутые столбы и бочка с нагревающейся от солнца водой ) в чём мать родила и до конца своего пребывания в части забыть не смог, вспоминая об этом при случае и без.
– Ну что с того, что прослужил ты, товарищ Журавленко, полтора года в Чечне, – комментировал комбат его рапорт на офицерском совещании, – Да не служил ты вовсе. А х…й дро… ил!
А на зарегистрированном рапорте отважно написал: «Х…й тебе в жопу, товарищ Журавленко!», естественно без пропущенных букв, подписался и перечеркнул крест накрест.
Журавленко от негодования зарегистрированный рапорт ксерокопировал и в прокуратуру отнёс. Но чем ему могла помочь задыхающаяся от бумаг, жалоб, расследований военная прокуратура? У них уголовных дел томов до потолка: солдаты технику продают, наркотики скупают, боевые контрактникам не выплачиваются, самострелы с повешением следуют один за другим, подрывы да теракты, а тут молодой офицер с каким-то нереализованным отпуском. Посмеялись над ним и пожелали хорошего отдыха в будущем. Так этот рапорт и остался с Журой, как напоминание из прошлого.
Постепенно наш батальон стал наполняться женщинами. В строевой части, в секретной, в финансовой службе. Кто супругу свою привезёт, кто знакомую, сам (сама) по заявке из военкомата приедет. Многих на войну толкали сугубо меркантильные интересы, так как за участие доплачивали девятьсот рублей в день. Присутствие дам немного скрашивало быт и разряжало обстановку.
Поздней осенью Ирина Яновенко приняла присягу и стала бухгалтером в звании рядовой. Третья женщина в батальоне после санинструкторш.
Захожу в палатку к комбату после окончания рабочего дня около восьми вечера, чтобы отпроситься пораньше и не оставаться на служебное совещание. За столом сидит моя соседка по коммунальной квартире в «Титанике» (так нарекли первую жилую пятиэтажку в Ханкале, которую уничтожали в течение двух войн, но каждый раз она возрождалась) Ирина, с расширенными от страха глазами – супруга начальника командного пункта. Напротив неё улыбающийся раскрасневшийся комбат с блестящими осоловевшими глазами. На полевом столе початая бутылка осетинской водки, банка шпрот и булка хлеба.
– Разрешите войти? – без паузы перехожу в словесное наступление, – Товарищ майор, разрешите убыть в сторону дома? Ваши задания на сегодня выполнены!
– Нет, доктор, не разрешаю! Видишь, у человека судьба решилась, первое воинское звание в жизни получила. Это надо отметить. Садись с нами, будешь третьим!
– Да мне ещё четыре километра пешком по грязи идти, мешок с дровами нести, печку разжечь в квартире.
– Садись! По такому случаю мой УАЗик вас обоих и отвезёт и дрова твои доставит!
Рюмка за рюмкой, интеллигентный разговор продолжил спонтанный праздник.
– А, что товарищ Яновенко пьёт через раз? – спросил у Иры комбат.
– Да мне ещё мужу суп варить, бельё стирать!
– А я что тут – фигнёй с вами страдаю?! Знаешь, что это такое? – комбат достал из кобуры пистолет и положил на стол перед Ириной.
– ПМ! – подсказываю я.
– Не встревай, док. Пусть сама отвечает. Она же присягу Родине принесла, уставы учила, у неё муж офицер… А сколько в магазине патронов?
– Восемь! – ответила испуганная девушка, закончившая год назад финансовый институт.
– Ты точно в этом уверена?
– Ну, не знаю, не считала никогда!
– Тогда считай внимательно! А ты, доктор, контролируй!
И комбат, сняв предохранитель, не передергивая затвор, открыл огонь. Он стрелял то в стены палатки, то в потолок. Пули незримо пролетали перед нашими глазами, оставляя в поднамёте рваные следы и сизые клубы дыма над нашими головами.
В ушах заложило, но я считал. Не знаю, о чём думала двадцатидвухлетняя девушка, решившая носить погоны и таким образом обмыть получение очередного воинского звания. Точнее, за неё всё решили. Один… два… три… восемь!
– Ну, что убедились? – закончил довольный комбат.
Прибежал дежурный по части с автоматом, готовый к отражению атаки, слегка подшофе.
Читать дальше