Еще одно место в той же главе: «Тем не менее, явление Я суть корень всех мировоззрений». [26] Otto Weininger, Geschlecht und Charakter , Vienne, 1904, p. 217.
Или так: «Поэтому нравственное деяние может заключаться лишь в действии, соответствующем некой идее». [27] Ibid, p. 228.
К досаде многих националистических групп, в чем мы убедимся ниже, Эвола говорит: «Идея – наше отечество». Другая цитата из этой главы книги Вейнингера: «Человек становится гением через высший акт воли, следующий за утверждением целой вселенной внутри себя». [28] Ibid, p. 236.
Постоянное обращение Эволы к мужественности в качестве категории, в противоположность маскулинности, конечно, также можно приписать воздействию Вейнингера. В книге «Юлиус Эвола. Личность и творчество» Адриано Ромуальди называет последнего «создателем идеи мужественности как метафизической сущности». [29] Adriano Romualdi, Julius Evola: L'uomo a l'opera , Rome, 1979, p. 17.
В данном контексте практически излишне упоминать о том, насколько позиция Эволы относительно женщины – в качестве метафизической противоположности мужчины, а также в политическом смысле – близка воззрениям на сей счет Вейнингера, ибо это более чем очевидно. Но Эвола был не единственным, кто считал «Пол и характер» эпохальной работой. Например, Август Стриндберг 1 июля 1903 года написал Вейнингеру такие слова: «Увидеть наконец-то проблему женщины разрешенной – это облегчение для меня…» В другом письме, к Артуру Герберу, он говорит: «Написанное Вейнингером не является мнением, это – открытие! Вейнингер был первопроходцем».
Среди прочих личностей, находившихся под влиянием Вейнингера, значились Альфред Кубин, Людвиг Витгенштейн, Франц Кафка, Роберт Музиль, Георг Тракль, Арнольд Шенберг и Томас Бернхард.
Кроме того, без Вейнингера было бы затруднительно понять взгляды Эволы на евреев (которые мы подробно рассмотрим позже). Иллюстрацией этого будут два категорических пассажа из «Пола и характера» , суть которых то и дело ложится в основание собственных высказываний Эволы. Однако они касаются не вековых предрассудков, жертвой коих становятся и Вейнингер (несмотря на свое происхождение), и Эвола, а «метафизических категорий».
«Но сначала я хочу дать точное определение тому, что подразумеваю под еврейскостью. Она не имеет отношение к расе или людям, и меньше всего – к какому-либо узаконенному вероисповеданию. Еврейскость следует определять как духовное положение, психическую конституцию, каковая является возможностью для всех людей, но обрела свою самую грандиозную реализацию в историческом еврействе. Ничто не доказывает достоверность этого утверждения лучше, чем антисемитизм. Самые настоящие, наиболее арийские из арийцев, уверенные в своей арийскости, не бывают антисемитами. Они не могут даже понять враждебный антисемитизм… с другой стороны, в агрессивных антисемитах всегда можно обнаружить определенные еврейские черты…
Иначе и быть не может. Подобно тому, как мы любим в других только те качества, к коим искренне стремимся сами, хотя никогда не сможем их до конца достичь, мы ненавидим в других только то, что никогда не хотели бы узреть в себе, но что отчасти нам присуще. Люди не могут ненавидеть то, с чем у них нет ничего общего…» [30] Otto Weininger, Geschlecht und Charakter , Vienne, 1904, p. 413.
И далее: «В действительности, когда я говорю о еврее, то никогда не подразумеваю отдельного человека или группу людей, но имею в виду человека вообще, то,
насколько он сопричастен идее еврейскости (идее в платоновском смысле). Определить смысл этой идеи является единственным моим намерением». [31] Ibid, p. 415.
Расовые идеи Эволы бесспорно отмечены этими воззрениями, отсюда следует его неодобрительное отношение к Ваше де Лапужу, Гобино и Чемберлену, то есть к отцам современного расизма.
Наличествующая в книге Эволы «Люди и руины» явно отрицательная характеристика вождя, отождествляющегося со своим народом, который подстрекает его на свершение «великих» деяний (наподобие Наполеона, а также, конечно, Муссолини и Гитлера), опять же отсылает к творчеству Вейнингера. Последний соотносит таких народных лидеров и трибунов с собственной классификацией проституции. Выдержка из «Пола и характера» проиллюстрирует это: «Ведь великий политик не только спекулянт и миллиардер, он еще и уличный певец; он не только великий шахматист, но и великий актер, не только деспот, но и подхалим; он не только проституирует других, но и сам является великой проституткой. Не существует такого политика, такого полководца, который бы никогда не «снисходил» до людей, в основном – что не секрет – до половых отношений с ними. Место настоящего трибуна – в трущобах. Взаимодополняющие отношения с чернью являются неотъемлемой частью склада личности политика. Фактически, он может лишь использовать толпу; с прочими людьми, с личностями, он скор на расправу, если, конечно, глуп, или, если так же сообразителен, как Наполеон, то лицемерит, дабы сделать их безопасными для себя».
Читать дальше