Х. Хансен - Политические устремления Юлиуса Эволы

над временем, «вечное». (Этот абсолютный акцент на духовной сфере можно найти в произведениях других интеллектуалов того времени, например, у Мартина Хайдеггера.) Поэтому не стоит ожидать от него отстаивания распространенных ныне на Западе «гуманистических» ценностей – его мировоззрение в корне противоположно тем взглядам, к которым все привыкли. Поэтому мы не будем обсуждать вопрос, способны ли идеи Эволы служить решению бесчисленных сегодняшних проблем. Нас интересует исключительно изучение хода его мыслей.

Мы продемонстрируем, что даже Эвола, который почти не интересовался «низшими регионами» повседневной политики, подчинялся развитию собственных политических взглядов, связанных с различными периодами его жизни – огромна та пропасть, что разделяет написанную в юности книгу «Языческий империализм» , [1] Julius Evola, Imperialismo pagano (нем. издание: Julius Evola, Heidnischer Imperialismus , Leipzig, 1933). и аполитею , тотально далекую от политики позицию зрелого мыслителя – при том, что своим основным принципам он никогда не изменял.

После знакомства с представленными здесь фактами каждый читатель должен будет определить сам ту дистанцию, которой он желает придерживаться относительно Эволы. Мы же добавим некоторые замечания о структуре исследования. Значительное место отдано мыслителям, повлиявшим на Эволу в юности, поскольку интеллектуальные основания более поздних, далеко идущих доктрин барона (двадцать пять книг, около трех сотен больших очерков и свыше тысячи статей в газетах и журналах) сформировались уже к двадцати пяти годам. Цитируя его «учителей», мы принимали во внимание только те работы, которые он знал и которые прочитал в юности. Идентичность тона этих цитат и сущностных высказываний Эволы (особенно в книге «Люди и руины» ) будет очевидна всем читателям философа. Этим мы не бросаем и тени сомнения на его уникальность, наоборот, стремимся документально проиллюстрировать царивший недавно интеллектуальный климат, будто бы принадлежащий всецело иной реальности, ставящей резкие вопросы о том, что сегодня мы считаем самоочевидным «гуманизмом», другому миру, идеи которого едва ли пригодны для обнародования в настоящее время. Далее следует освещение основной темы: Эвола и фашизм, Эвола и национал-социализм, а затем – его воззрения относительно расизма и евреев. Завершат наше исследование замечания о влиянии Эволы на итальянский неофашизм и краткое обсуждение «нравственного» вопроса.

Джулио Чезаре Эвола [2] Полное имя барона – Джулио Чезаре Андреа Эвола. Сам он предпочитал именовать себя на латинский манер Юлиусом (Julius). В литературе и прессе первой половины XX века нередко он упоминается под своим «настоящим» именем, Джулио Эвола. – Прим. пер. родился 19 мая 1898 года в семье поместного дворянина в Риме и был воспитан в строгом католическом духе. Из-за бунтарского нрава Эволы следствием такого воспитания стало его раннее знакомство с тогдашними ультрапрогрессивными поэтическими кругами, связанными с Филиппо Томмазо Маринетти и Джованни Папини. Как основатели футуризма они требовали полного разрыва с общепринятыми формами мышления и стиля. Вместо этого футуристы желали, чтобы современная жизнь понималась как движение, динамизм и вездесущая скорость, заменяющие категории пространства и времени. А известное восклицание Маринетти времен Первой мировой войны о «войне, единственной гигиене мира» произвело такой эффект на Эволу, что он пошел служить офицером-артиллеристом.

Сам Эвола пишет о Папини в своей автобиографии «Путь киновари» (названной так в честь китайского алхимического символа): «Конечно же, тот нигилизм, который поддерживает лишь «обнаженную» личность, личность, презирающую какую-либо помощь и выступающую против любых отговорок и ухищрений, должен производить впечатление на молодежь». [3] Julius Evola, Il cammino del cinabro , Milan, 1972, p. 15. Эта мысль демонстрирует одну из важнейших черт характера Эволы: безоговорочную и воинственную антипатию ко всему буржуазному. Данное чувство могло решительно повлиять на жизненный путь Эволы: он не был женат, никогда не хотел иметь детей; ему был чужд образ жизни среднего класса; он отказался от изучения технических наук в университете перед последним вступительным экзаменом, несмотря на превосходные результаты на этом поприще (как пишет Эвола, только чтобы не стать «доктором» или «профессором», как прочие студенты). Таким образом, он даже не «бросал» учебу, поскольку никогда и не начинал учиться. Возможно, это стало следствием его воспитания, о котором мало что известно, поскольку сам философ очень редко упоминал о своей личной жизни даже в автобиографии, каковая касается исключительно развития идей барона – лишь «внутренняя жизнь» имела для него значение.

Читать дальше