Владимир Бахмутов - Охотничьи рассказы

Подобное ощущение я испытал лишь однажды, когда вздумал переплыть обскую протоку. Почувствовал тогда, что сил уже нет, а до берега еще далеко. Выплыл только на упрямстве и самовнушении. Вот и здесь подобное, правда, полегче, – все же посуху. Выбрался, конечно. С трясущимися руками и ногами вышел к опушке леса. Было уже не до охоты, и не до добычи. Сориентировался и затрусил к дому. С тех пор к курумникам я стал относиться настороженно, – старался обходить их стороной.

*

Мы притаились за деревьями неподалеку от края курумника в ожидании. Артем держал в руках направленное в сторону курумника ружье. Минут пять было тихо, потом послышался свист, и над одним из камней, забавно опираясь на него передними лапками, показалась пищуха.

Прогремел выстрел, подняв с деревьев стаю неведомо откуда взявшихся здесь ворон. Видно было, как дробь ширкнула по поверхности камня, подняв облачко снежной пыли. Пищуха дернулась и безжизненным комочком скатилась к основанию каменной глыбы. Мы подошли, подняли зверька с земли.

Теперь можно было рассмотреть его как следует. В этот раз он показался мне довольно симпатичным. Небольшой зверушка размером с колонка, даже, пожалуй, покрупнее. Мордочка его ничуть не была похожа на крысиную. Скорее он был похож на маленького кролика, зайца или комнатную собачку, только уши не такие, – круглые. И потом у пищухи совсем не видно было хвоста. Зоологи не напрасно по внешнему виду сравнивают пищуху с хомячком. К тому же она, как я узнал позже, чистая вегетарианка, – питается травой, на зиму готовит запасы сена, предварительно его высушив. При этом, пишут исследователи, подворовывает сенцо у других менее осмотрительных сородичей. За эту хозяйственную склонность пищуху еще называют сеноставкой.

– Напрасно ни за что – ни про что сгубили зверька, – подумал я с сожалением.

Пока Артем рассматривал пищуху, я огляделся по сторонам, увидел в нескольких местах вдоль края курумника пересекающиеся следы колонка. Прошелся по следу, пытаясь разобраться, что его здесь привлекло, но так ничего и не понял. Только удивился крупности отпечатков. Матерый, должно быть, колонок, – подумал я.

– Слушай-ка, Артем, – обратился я к сыну, – смотри, сколько здесь следов колонковых. Да крупные-то какие! Раз уж случилось такое дело, – сгубили зверька, – давай поставим здесь где-нибудь капкан со свежей наживкой. Вон она толстушка какая. Может, позарится колонок? – Артем не возражал.

Выбрали место возле сосенки, где стояли подобно двухскатной крыше, опираясь друг на друга, два плоских камня. Подобрали палку-сухостоину, веревочкой плотно примотали к ней пищуху. Нашелся в рюкзаке и запасной капканчик. Закрепили его отожженной проволокой, приготовленной для заячьей петли, к той же палке рядом с тушкой. Сунули все это под каменную крышу, насторожили капкан, конец цепочки закрепили в основании стоявшей рядом сосенки. Припорошили все снегом, замели, насколько это было возможно, собственные следы.

Пока всем этим занимались, стало смеркаться. Торопливо собрались и двинулись к дому. Отметить в своей тетрадке установленный капкан я так и не удосужился, – то ли пожалел для этого времени в наступающих сумерках, то ли попросту забыл в суматохе последних действий. Домой мы с Артёмом вернулись уже затемно.

*

В следующую субботу проверять капканы я отправился один. Артем чем-то был занят. Да я и сам не намерен был привлекать его к этому делу. Еще в ночь занепогодило, запуржило. Сырой пронизывающий ветер трепал деревья. Тот, кто жил в Забайкалье, знает, каким бывает там конец февраля. Не хватало еще простудить парня, – думал я. Тем не менее, капканы нужно было проверить, и я пошел в эту круговерть.

Опустив «уши» своей рассомашьей шапки и подняв воротник, шел по обочине дороги к лесу, мысленно проклиная свое увлечение. Когда зашел, наконец, в лес, – немного полегчало. Ружье расчехлять не стал, двинулся сразу к началу путика. Нужно было проверить капканы, и домой, – к теплу.

Как и в прошлый раз, путик ничем меня не обрадовал. Более того, я сбивался с пути, поскольку тропу мою занесло, приходилось то и дело заглядывать в мою полевую тетрадку, чтобы выйти к капканам, руководствуясь ориентирами. Но капканы были пусты. Правда в одном месте я все же испытал мстительное чувство радости, – возле сработавшего капкана валялась с размозженной головой сойка.

– Допрыгалась, – невольно воскликнул я с полным, не скрою, удовлетворением. Она, видимо, попыталась склюнуть приманку, лежавшую на пятачке капкана, ну а он, понятное дело, эмоциями не обладал, – красивая она птичка, или нет, – щелкнул и размозжил ей голову.