Валентин Иванов: Девять этюдов (Охотничьи рассказы)

Под деревней чистый озерный плес лежал километра на полтора. Дальше стояли высокие стены камыша. Обманчиво сплошные, они казались берегом. Только казались — за ними были немереные просторы, несчитанные мелкие плесы, из которых самые большие носили названия озер, хотя их разделяли не твердые берега, а камышовые крепи. Там я провел весь пасмурный день и хмурый вечер.

Когда я выплыл из камышей на большой плес, была уже совсем ночь. Октябрьская ночь, на небе ни звездочки. Как-то сразу сделалось так темно, что я не видел и воды. Я кое-как различал нос моей плоскодонки, да и то смутно — не острый нос, а пятно.

Но я твердо знал, где берег, и греб, как всегда, перекидывая весло по очереди за каждый борт: справа, слева, справа, слева. Когда мне надоело, я для разнообразия делал по два взмаха с каждой стороны, отталкиваясь от невидимой мягкой воды.

Днем дул свежий ветер, и, когда я плыл через озеро, он очень помог мне добраться до камышовых зарослей. Я знал, что вечером ветер спадет и не помешает мне вернуться. Сейчас, ночью, ветра не было. В камышах еще чуть-чуть шевелились почти беззвучные султаны, а на открытой воде движения воздуха не стало совсем. Мне нужен был бы слабенький ветер, как ориентир, чтоб грести на него. Я ничего не видел как слепой.

Потом я заметил желтую точку. Она ничего не освещала. Близка она или далека, я не знал. Тихая маленькая точка в сплошной темноте, которую не с чем сопоставить.

Это могло быть только окно сельсовета. Я старался плыть, оставляя его левее, так как сельсовет был ближе к левой околице вытянутой по озеру деревни, а мне был нужен правый край. Других огней я не видел, и это так и должно было быть: деревня спала.

Мне мешала вода — та, которая просачивалась снизу и копилась у меня под ногами. Лодка текла — я расшатал ее утром, когда проталкивался через особенно упрямую камышовую крепь. Весь день, раза три-четыре в час, мне приходилось выплескивать воду. Течь мне не мешала, сидя в лодке, я потихоньку отливал воду. Черпака не было, и я делал это кружкой. А сейчас мне надоело это глупое занятие. На мне были резиновые сапоги, и я не чувствовал, сколько воды уже набралось. Когда я опускал руку ниже скамейки и ощущал, что воды уже много, я переставал грести и вычерпывал воду. Вода была холодная, и пальцы цепенели. Из-за этого я один раз выронил в воду весло и нащупал его в темноте лишь по счастливой случайности.

Лодка шла плохо. В этой части озера раза два в год, через лето, разрасталась водоросль, названия которой никто не знал. Она держалась за дно на глубине трех-четырех метров, поднимая почти на поверхность частые веточки с мелкими листочками. Сейчас я их не мог видеть, но они давали о себе знать. Я греб, а травянистый ковер тянул лодку назад. Это меня раздражало. Осиновая плоскодонка легка, и инерция ее движения совсем невелика.

Как долго я плыву? Желтая точка на берегу, вернее, там, где должен быть берег, оставалась на месте. Сколько времени длится ночь? Мне казалось — очень долго, очень давно. В этой законченно-совершенной тишине осенней ночи не было никого, кроме меня. И мне хотелось спать.

Не знаю, в который раз я вычерпывал воду,- теперь я занимался этим кое-как, по обязанности. Когда, я поднял голову, огня на берегу уже не было. В сельсовете потушили лампу, и только.

Я греб. И думал о том, куда же я плыву. Нельзя идти по прямой линии с закрытыми глазами и нельзя плыть прямо, не видя. Я слышал, как капли воды падают с весла в лодку, когда я перебрасываю его с борта на борт. Я думал, что начинаю описывать кривую, бесконечную кривую, и замкну ее в круг, и так до самого утра, до рассвета. Я думал, что нельзя засыпать, потому что нужно выплескивать воду. Если я не буду этого делать, то лодка утонет. И я вместе с ней.

Но главное, самое главное — мне все надоело. Я заставлял себя грести. Чтоб хоть как-то развлечься, я делал сильные движения, но не спеша, четко, стараясь отталкиваться одинаково справа и слева, особенно слева. Откачивать воду я больше не хотел. Я шевелил ногами, чтобы узнать, как много уже накопилось воды. Это меня развлекало, как отговорка. Я отлично знал, что обманываю себя. Нельзя вслепую определить уровень воды в лодке ногами в тяжелых резиновых сапогах, под которыми шерстяные чулки и портянки. Попросту, я не хотел заставить себя перестать грести и начал черпать воду. Мне была противна мысль — взять кружку и плескать невидимую воду в невидимое озеро. Мне не хотелось останавливаться.