Валентин Иванов: Желтый металл. Девять этюдов

Над тайгой, полной запаха мокрой хвои, клочья облаков, застрявшие на ночь, буйно неслись к северу, гонимые пряным южным ветром. Следом за облаками на расчищенное небо лезло круглое солнце, спозаранку жаркое, багрово-влажное, пахнущее, как и тайга, живой лесной прелью.

Ладный бревенчатый дом-пятистенка с хозяйственно устроенной широкой завалинкой, с оградой, с хлевом и сараем за оградой, с огородом позади дома… Словом, жилье искони русского вида и стиля, если под стилем понимать не архитектурные пропорции, а организацию быта с наклонностью русского человека жить «у себя», как привыкли, как и сейчас любят жить русские, потомки не городской, а крестьянской России.

В этом стиле и сегодня застраиваются целые поселки на окраинах наших быстро растущих индустриальных городов. Проведенные на плане «большого» города красные линии обрастают одноэтажными домиками индивидуального строительства. На усадьбе обязательно огород — свои овощи как-то вкуснее. На дворе обязательно домашняя птица. Там, где пользуются выгонами, найдется место для коровы, козы. Все это хозяйство отличнейше уживается с антенной телевизора на крыше, с электрическим освещением и газом, с проложенными рядышком линиями трамвая и троллейбуса.

Вот из такого дома, но расположенного не в промышленном городе, а в таежном приисковом поселке-городке, проверив свой часы по радио, отправился на работу хозяин, Григорий Маленьев. Мужчина он телом сильный, лет ему тридцать пять, одевается по-рабочему чисто, усы и бороду бреет, и лицо его кажется крепким, литым.

Шагая улицей, где таких домов, как у него, не один и не два, а целый порядок, в котором дрянная жердевая халупа старинного приискательского образца торчит не правилом, а досадным бельмом, свидетельством нерадения владельца или приискового управления, Григорий Маленьев вполголоса напевал былую старинную сибирскую жалобную песню:

Не столько напевал, сколько мычал, дополняя воображением мотив, и слышал, конечно, не себя, а эту воображаемую мелодию, и увлекался грустно-сентиментальными словами:

В шахтах холодно, непривычному человеку знобко. Вечномерзлый песок тверд, что дикий камень. Золотоносную породу разогревают паром, и в забоях влажно, туманно, как в простывшей бане. Вагонетки и транспортеры, освобождая штреки, уносят темный песок. Гул машин, трескучий стук-перестук отбойных молотков…

Так изо дня в день. Весной, летом, осенью, зимой — круглый год, за вычетом отпуска, выходных и праздничных дней. Работы хватает. В здешних местах накоплено золотосодержащих песков без конца, без края. Заработки на сдельщине приличные, а у рабочих-специалистов и хорошие.

Стенная газета:

«СДЕЛАЕМ НАШ СЕНДУНСКИЙ ПРИИСК ПЕРЕДОВЫМ!

БОЛЬШЕ ЗОЛОТА НАШЕЙ РОДИНЕ!

ЗОЛОТО ДЛЯ НАС…»

Ну кто же не знает, что для нас золото — это совсем не то, что в других странах, или у нас же, но до революции? Наше золото теперь _наше_, собственное, сами хозяева!

Добыча золота из золотоносного пласта геологических отложений завершается «доводкой» концентрата — последней во всем процессе промывкой золотоносного песка.