Владимир Силантьев - Ровесник СССР - Всюду Вселенную я объехал

Возможно, не в тот раз, а позже я сказал: «Все ясно. Ты будешь мой женой!» И она стала женой, но спустя… три с половиной года. Сколько я мучился, терзался, писал ей стихи, полные горя и страданий! Но это были годы счастья. Елена твердила, что выйдет замуж не раньше, чем закончит институт (не уточняя за кого). И когда получила диплом в 1954 году, в день моего рождения, 25 июня, мы расписались в загсе на Дорогомиловской улице. И с тех пор отмечаем двойной праздник, поднимая бокал за годовщину нашей свадьбы и за мой день рождения.

Жена – визитная карточка мужа. Она должна быть красивой или симпатичной. О, как приятно мужу, когда на его жену заглядываются другие мужчины, приглашают танцевать и осыпают комплиментами… Я счастлив, – ведь испытывал гордость за Елену всю жизнь. Искренне могу сказать, что наравне с любовью, связывающей мужчину и женщину, наслаждался духовным единением. Нет, это не значит, что мы прожили жизнь тихо-мирно. Крупные разговоры на повышенных тонах происходили частенько. Но долго сердиться никто из нас двоих не мог. Хотя притирались мы друг к другу много лет и, возможно, по моей вине. Елена любит крепкие, сочные образные слова. Не ведая ее доброты, можно принять эти выражения за оскорбления. Так часто было со мной, когда я ухаживал за ней. Я обижался и прерывал наши отношения. Глупец!

На самом же деле Елена, повторюсь, – сама доброта. Иногда я ревную ее за доброе отношение к сирым людям, хотя никогда не ревновал к другим мужчинам, что ее здорово удивляло.

О доброте, порядочности, нравственности Елены можно писать много. В церковь на богослужения она не ходила, но свечки за родственников и знакомых ставила регулярно. Проводила много часов на кладбище, ухаживая за могилами матери и многих покойных родственников и знакомых. Усталая, она под вечер еще обзванивала стариков, справлялась о здоровье.

Когда я ухаживал за Еленой, цветов не дарил. Тогда они были редкостью. Зато дарил теплые чулки, чтобы невеста не простудилась зимой во время долгих встреч и прощаний. И подарки уже жене не дарил. Предлагал истратить сколько душа желает, на что хочет. Благо в доме, когда я стал журналистом, всегда водились деньги. Я считал, что обоюдный рационализм – лучшее средство, цементирующее семейные узы. Я подарил Елене дорогую английскую шубу, как обещал, если родит сына. Она ее не носила и продала. Я не обиделся, напротив, был рад. В шубе моя стройная жена выглядела дородной дамой. А мое кредо: женщина отличается от мужчины изящной фигурой, отточенными, овальными линиями. Я всем твердил, что моя Елена – самая красивая женщина в мире. В глазах некоторых видел несогласие, но вслух его сказать никто не осмелился.

Да, жена должна быть симпатичной и веселой. Как моя! В нашем доме никогда не было скучно, телефонная трубка накалялась от громкого голоса тещи и Елениных пересудов с тетками и подружками. Веселая история или свежий анекдот моментально распространялись по телефонной линии. Сам не люблю телефон, на работе он трезвонил постоянно и по делу, и по пустякам. Телефонные книжки моей тещи и жены испещрены номерами. Их число постоянно увеличивалось. Теща считала за честь навести справку для зятя, где купить запчасти для «Волги», или для дочки: где идет новый фильм. К Елене тянулись люди, с которыми она знакомилась в местах отдыха, на вечеринках. И когда в доме не слышно ее громких телефонных разговоров, я тревожусь: не заболела ли, а может, устала… Мы оба считаем себя счастливыми, прожившими жизнь в благополучии, без ссор.

С годами пылкая, страстная любовь сменяется особой привязанностью. Не сделаю открытия: гораздо ценнее, когда ты и чувством, и умом, и особым инстинктом знаешь, что никогда – ни в радости, ни в беде – не покинешь любимого человека. Елена не признавалась мне в горячей любви. Но она подчеркивала, что уважает меня как мужа и отца ее сына. А это для нее превыше всего. И вот недавно, когда, казалось, чувства мои поутихли, мне стало ясно, что я снова начинаю смотреть на жену юношескими влюбленными глазами. Но это чувство вызвала не молодость – ее уже нет, а безотказность, с которой Елена ухаживала за мной и сыном. У меня появилось даже чувство жалости, что она так убивается ради нас. Я никогда не видел ее праздной – всегда занятая делом, жизнерадостная и веселая.

Мы оба давно пенсионеры, но говорить о заслуженном спокойном отдыхе не приходилось. Наше поколение оплевали, оболгали, душевно ограбили. И возмущали не только наглая ложь и клевета, а вседозволенность и разгул «демпрессы». Критику воспринимаешь спокойно, когда тебя критикует умный, морально чистый человек. Но когда поучают люди, загнавшие страну в тупик, опошлившие все на свете, хочется воевать.