Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни - [дневник] - в 2-х томах, том 2

Получила вчера письмо от Наташи, и какой-то неприятный осадок остался от него. Какое-то расхождение и расхоложение. До последнего письма все-таки я чувствовала что-то родное. А теперь как-то слышится другое: отчужденность, небрежность, может быть, трудно с ней быть откровенной, как раньше.

Во-первых, суббота. Войцеховский зашел за мной вовремя, а я его задержала, и в результате мы опоздали на 25 минут. Пришли в кафе — никого. Сидим, ждем — никого. Очень было неприятно, решили, что Лиля была и уехала. Настроение упало. Софиева тоже не было. В конце концов, решили идти на ярмарку. Там нас догнал Софиев, он опоздал на час — у него вышло недоразумение с поездом, сел на direct [22] Поезд прямого сообщения (фр.). , кот<���орый > идет прямо на Versalles, это на него похоже. Пошли на fete. Сначала настроение было кислое, потом рассеялось. Играли на каких-то лотереях, какие-то кольца закидывали на движущихся птиц, выиграли с Войцеховским утку, катались в каких-то каретках, кот<���орые> во все стороны вертятся и притом кругом с сумасшедшей быстротой. Одним словом, получили полное ярмарочное удовольствие, кот<���орое> возможно только в Париже, промокли под дождем и пошли в кафе пить грог. В кафе интересные типы, американские матросы, проститутки, джаз-банд. С большим интересом наблюдала я жизнь ночного Парижа. Очень тяжелое впечатление произвела на меня одна проститутка, некрасивая, но богато одетая, она как-то держала себя иначе, чем другие; по-видимому, ей нездоровилось, а потом заплакала. Пьяное, некрасивое лицо, слезы, безобразно искривленный рот, и рядом целующий ее матрос, ничего не понимающий по-французски. В другом кафе наш разговор мало подходил к окружающей обстановке. Говорили только я и Софиев. Об искренности, о вере, о Христе и Мыслителе. Уже не первый раз Софиев захватывает меня своими разговорами, своими словами. Особенно помню один момент, когда мне хотелось сказать ему многое, очень многое, — он сказал: «Меня мучают два образа — Христос и Мыслитель с Notre-Dame. Сильные образы. Какого из них я больше люблю, — не знаю!» Затем, растирая рюмкой пепел на блюдечке, вдруг быстро добавил: «А может быть, и знаю, так, лгу только». Этот вечер оставил сильное впечатление: Montmartre и наши разговоры, и слова, и голос Софиева, — и в кафе, и ночью, когда мы шли пешком домой. Он мне нравится и глубиной своей и искренностью.

Вчерашний день. Общее собрание — очень много крику, шуму, «это ложь!», «подлец!» и т. д. Костя был председателем, и я им прямо любовалась, замечательно вел собрание, так спокойно, не повышая тона. Доклад Кагана и отчаянная, порой даже безобразная и огульная критика. Сложил свои полномочия [23] Доклад Казани […] Сложил свои полномочия — Речь идет о Д.Е.Кагане, председателе Общества студентов Франко-русского института. . Доклад Левы по поводу издания записок [24] По поводу издания записок — Идея издания «Записок» — лекций, прочитанных во Франко-русском институте социальных и политических наук, — не была осуществлена. (Институт был основан в конце 1925 г. профессором Эмилем Оманом и П.Н.Милюковым по инициативе Русской академической группы в Париже.) . Выборы нового старостата. Во время прений, когда м<���ада>м Парен сказала, что «после такой критики никто не согласится быть старостой», я переменила тактику и согласилась выставить свою кандидатуру. Я прошла большинством голосов, Костя, кажется, получил на 2 меньше, потом Муретов. Запасными членами выбраны Обоймаков и Шемахин. Нам даны самые широкие функции, поручено в течение недели решить вопросы относительно записок и представить проект общему собранию.

События последних дней стоят в памяти каким-то густым туманом. Страшного в них не было ровно ничего, вообще не было ничего сильно волнующего. А я чувствую, что начинаю запутываться и сама себя не понимать.

Я сегодня много курила, и у меня голова болит, а потому весь сегодняшний день представляется сплошным туманом. Что-то странное и дикое было в Союзе поэтов. Рассказывали, как Терапиано поджидал Сосинского в подворотне и ударил его по лицу. Так что, значит, тот вместо литературной пощечины получил реальную. Сосинский извинился перед Союзом за тот инцидент; принят обратно в члены Андреев — все шло как-то само собой, а придя домой, я перестала все понимать. Союз приближается определенно к «Верстам», ведущим в Москву. Ссорится с «Звеном» и т. д. Глупо.