7 ноября 1926. Воскресенье
Вчера была на вечере молодых поэтов [14] На вечере молодых поэтов — 6 ноября 1926 г., кроме выступления «молодых поэтов», Л.И.Шестов выступал с докладом «Лебединые песни» — о творчестве Гейне и Ибсена.
. Что мне там понравилось — отремонтированное помещение и мое отношение к некоторым из поэтов. Так, напр<���имер>, с Майер и Гансон мы перешли на имена, т. е. на «Лену» и «Валю». Не обошлось без скандала.
После перерыва вдруг появляется Андреев и заявляет, что будет говорить. Ладинский его останавливает, но он упорно, ровно продолжает говорить, что в «Новом Доме» помещена статья, ругающая молодых поэтов [15] В «Новом Доме» помещена статья, ругающая молодых поэтов — Хотя Зинаида Гиппиус задавала тон всего журнала, речь идет, видимо, о ее программной статье: Антон Крайний <���З.Гиппиус> «Прописи» («Новый дом», Париж, 1926, № 1, с. 17–20).
; что в журнале принимают участие нек<���оторые> молодые поэты и что это «хамство». Кое-как инцидент стихает. Читают Луцкий, Монашев, остается Ладинский, — как появляется Сосинский и требует слова. Ладинский не дает. Он настаивает. «Мы должны закончить программу, тогда — пожалуйста». «Пять минут». «Три минуты». «Не могу». «Я требую!» Из задних рядов, где скучилась группа Андреева, женскийголос: «Требуем! Требуем! Требуем!» «Но публика требует». Ладинский остроумно замечает: «Я слышу только один взволнованный голос…» «Но вы не слышите и протесты». Тут публика начала шумно выражать протест. Говорить ему не дали. Читал Ладинский, сильно волнуясь, потому и плохо. Потом объявил вечер закрытым. Тогда опять выскочил Сосинский и стал требовать слова. Берт заявил, что «вечер закончился, и теперь здесь я хозяин помещения и прошу публику расходиться». Сосинский влез на стул, тут трудно было разобрать — крики, взволнованные голоса, падающие стулья. После долгого шума ему все-таки дали говорить. Он говорит: «В “Новом Доме” помещена возмутительная статья, ругающая нашего великого писателя Ремизова и нашу великую поэтессу М.Цветаеву [16] Статья, ругающая нашего великого писателя Ремизова и нашу великую поэтессу М.Цветаеву — Речь идет о статье Вл. Злобина «Версты» (рецензия) (Новый дом, 1926, № 1, с. 35–37). Сохранился автограф Ю.К.Терапиано на обложке первого номера журнала, сделанный много лет спустя: «[…] А статья о “Верстах”, подписанная Злобиным, написана Зинаидой Гиппиус. Эта статья вызвала большой скандал и навсегда — ссору Мережковских с М.Цветаевой. Ю.Терапиано. 19-Х.1975» (факсимиле автографа опубликовано: Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека, с. 348).
, называю эту статью хамской, гнусной, подлой, и пусть моя речь будет автору публичной литературной пощечиной».
Встретила там Бек-Софиева. Познакомила с Ладинским («Очень приятно», — и с важным, деловым видом — дальше), с Монашевым и Майер. Обратно пошла с Софиевым. Рассказывал про Институт. Не хотелось спрашивать, поступил Войцеховский или нет. Он опоздал на поезд и поехал проводить меня в Севр. С ним можно интересно поговорить о стихах, о процессе творчества, о Блоке. Но с А.Г. веселее.
Вчера была в Институте. Впечатление от этого первого дня очень различно. И хорошо и плохо. Вчера смеялась, а сегодня плачу. В Институте много нового, много и старого. Сидела на том же самом месте, что и весной. Только Шемахина не было, сидел рядом Белый. Софиев и Войцеховский также были. Читал Гессен два часа [17] Читал Гессен два часа — С.И.Гессен читал курс «Проблемы правового социализма» (по понедельникам).
. Первый час я слушала с большим интересом, хотя немного раздражала его манера топтаться на одном месте; много записала, особенно первую половину, почти дословно. Во второй час он уже мне надоел, и я почти ничего не записала.
Во вторую половину Костю я посадила в середине, третьим. В перерыв он мне сказал: «Ира, спасибо тебе большое за открытку (я после того разговора послала ему вид Brancas), она мне доставила огромное удовольствие, больше, чем все твои письма», — и улыбается, такой славный. А во время лекции: «Твои знакомые здесь?» «Да». «Где?» — и оглядывается. Я их познакомила. По обыкновению собрались у ворот. Лиля и К° как-то отбились от нас, а мы, т. е. я, Костя, А.Г., Софиев и Карпов пошли в кафе. Пили вино. Было очень весело. Компания подошла. Курила. Просидели почти до 12 час<���ов>. Уговаривали меня ехать в Медон, обещая угостить макаронами. Было такое настроение, что и Костя, и политиканы поехали бы. Я бы тоже поехала, если бы не Мамочка. Софией и Войцеховский меня провожали. Мы рассчитывали, что опоздаем на последний трамвай, и были огорчены, когда узнали, что трамвай еще будет. И все равно пошли пешком. Что Войцеховский может быть таким, каким он был, — это я знала уже, а о Софиеве не думала. Пришла домой в 1 1/2. Там беспокоились, но как-то не очень, м<���ожет> б<���ыть>, сдерживало присутствие Антонины Ивановны.
Читать дальше