Причина именно этого избиения неизвестна, но есть несколько вариантов, из которых наиболее вероятный – отравление собак и оскорбление должностных лиц таможни. «Для того чтобы получить здесь хоть какие-то талеры в данных обстоятельствах, – писал он Ильгу, – мне пришлось бы передушить кассиров и разбить вдребезги их сейфы, но я не решаюсь сделать это».
Есть также свидетельства еще одного случая избиения, который легко мог бы стать финальным эпизодом жизни Рембо. С 1883 года изучение им текстов Корана превратилось в рискованное и эксцентричное времяпрепровождение. Когда дела двигались медленно, он приглашал местных мальчишек к себе во двор и давал им уроки Корана. По словам французского губернатора Обока Леонса Лагарда, у Рембо были собственные интерпретации некоторых сур, и он «пытался навязать свои взгляды любому мусульманину, с которым ему привелось случайно встретиться» [873].
Знание Корана было ценным качеством для любого торговца, любовь к богословской дискуссии – нет, особенно в период, когда воинствующий ислам был сильной политической силой, к тому же в городе, который являлся центром распространения ислама в Южной части Абиссинии. Местные дервиши были кадиритами – приверженцами тариката, лишенного экстатических и теософско-спекулятивных элементов, а потому их отношение к неверующему бизнесмену, переосмысляющему слово Божье, не могло быть доброжелательным.
Ставший уже мессией декадентов в Париже Рембо начинает приобретать немногих последователей в Хараре. Его просветительскую деятельность неизбежно воспринимают как угрозу. Губернатор Лагард получал тревожные сообщения о независимом торговце на юге: «Однажды где-то в окрестностях Харара, похоже, группа фанатиков набросилась на него и стала избивать его палками. Они убили бы его, если бы не тот факт, что мусульмане не убивают сумасшедших» [874].
За пределами городских стен Харара одного лишь умения читать было достаточно, чтобы приобрести репутацию религиозного авторитета, впрочем, умелые толкователи мистических знаний зачастую воспринимаются с чрезмерным почитанием не только в Абиссинии. Как бы то ни было, слава о «божественно вдохновенном» [875]Рембо вышла за пределы Африканского Рога. Однако не исключена некоторая путаница: с 1883 года в северо-западной части Уганды начал распространяться культ воды, лидером которого был «человек Божий» из народа Лугбара по имени Rembe [876]. Видимо, с ним и путают Рембо, имя которого на амхарском языке произносится как rem(i)-bo .
Отказавшись от поэзии, Рембо, очевидно, испытывал нехватку образной литературной деятельности и потому обратился к научно-художественному толкованию Корана. За семнадцать лет до этого в своей адаптации Евангелия и «Одном лете в аду» он переписал Священное Писание и позаимствовал эпизоды из жизни Христа для личной драмы. Возможно, уроки Корана выполняли аналогичную функцию; восстановление духовных идей от их официальных поставщиков; создание интеллектуального дома для себя в режиме мысли, в который он удалялся от материнских репрессий.
В то же время просветительская деятельность создавала экстремальные ситуации, в которых он, казалось, находил собственную разрушительную личность более сносной. Рембо теперь нападал на две религии сразу, вызывая недовольство у мусульманских властей и пресекая проникновение католической пропаганды в массы.
Идея французского менялы поменяться местами с Христом оказалась слишком смелой для некоторых из ранних поклонников Рембо. Его теплые отношения с католической миссией в Хараре рассматривались как доказательство того, что под грубой внешностью Рембо был грешником, тоскующим по «лону церкви» [877].
Он действительно время от времени раздавал свечи и образцы тканей миссионерам, хотя они должны были платить за свои четки и «различные божественные атрибуты» [878]. Если он и восхищался священниками, то не за их преданность метафизической фантазии, а за их безжалостный героизм. Слово «фанатичный», так часто автоматически добавляемое к слову «мусульманин», справедливо можно применить к епископу Таурину и его пасторам. Они не были улыбающимися Санта-Клаусами с рождественских открыток – Таурин активно поддерживал торговлю оружием в обмен на дипломатические уступки [879]; он покупал детей-рабов, чтобы обратить их в подобие христианства [880], и втайне надеялся, что он был человеком, которого избрал Бог, чтобы способствовать искоренению ислама, этого «второго первородного греха» [881]. В подобных обстоятельствах отсутствие религиозных принципов у Рембо не обязательно было признаком нецивилизованности.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу