Владимир Хомичук - Муха

– Алина, открывай! Я знаю, что ты там и не одна. Отопри дверь немедленно, я сказала!

Мы с Олегом обомлели. И онемели заодно. Он посмотрел на меня, поднес указательный палец к губам, я кивнула и ничего не ответила: рот ведь занят был. Тогда он осторожно так отодвинулся, подобрался на цыпочках к окну, медленно приоткрыл его и выпрыгнул во двор.

Через день после этого случая «жеребенок» наплел мне всякой всячины о глубокой любви навсегда. Я, естественно, ответила, что тоже его очень люблю и что он мой единственный и неповторимый. Это было несложно, но вот то, что предлагает Машка… не знаю даже.

Хотя…

Пригласил меня он однажды к себе домой. С родителями познакомить. Я испугалась сначала: отец-то Олега уже вернулся, «откинулся зэчара», как мне папа с мамой сказали. Но собралась с духом и согласилась. В конце концов, не за того же я планировала замуж выйти. Пришли мы с ним вместе, он меня представил как «свою девушку, с которой дружит». Родители понимающе кивнули, мать была приветлива и даже очень обходительна со мной, чего не скажешь об отце. Этот скотина (даже и слова другого не подберу) уставился на меня пристально, раздел взглядом, измерил с головы до ног, хмыкнул и обронил:

– Ну что ж, «подружка», милости просим, как говорится.

В общем, натерпелась я. Все ждала, когда же эти смотрины закончатся наконец. Но виду не подавала, улыбалась и старалась быть очень вежливой, даже про литературу современную кое-что брякнула, чтобы знали, с кем дело имеют. Примерно через час расспросов-допросов, чаепития да просмотра семейных фотографий с будущей свекровью я засобиралась домой, была четырежды приглашена заходить еще как-нибудь, не стесняться и не забывать, ответила, что очень, ну просто не знаю, до какой степени, была рада с ними познакомиться, взяла Олега за руку и настойчиво попросила проводить меня.

Шли мы по проселочной дороге и молчали. Олег явно стыдился своих родителей, а я не хотела ничего говорить в отместку за визуальный обстрел со стороны его папаши. И тут меня вдруг осенило. Другого лучшего случая и не представится! Вот я ему и говорю так томно и участливо:

– Олежек, милый, не переживай ты так, ведь все же хорошо: мне твоя мама очень понравилась, такая милая женщина! А отец, он просто строгий у тебя, видно, что нелегко человеку в жизни пришлось. Но вот увидишь, со временем и он подобреет ко мне. Давай лучше заберемся подальше в это пшеничное поле, чтобы нас никто не увидел, и спокойно обо всем поговорим, хороший мой.

Он весь преобразился сразу от моих слов, заулыбался и сжал мою руку в порыве благодарной нежности. Мы забрались в поле, много еще говорили о его доме и семье, строили планы на совместное будущее, делали друг другу комплименты, признавались в любви. Потом долго целовались, и ЭТО наконец произошло.

С девчонками у меня ничего путного не выходило никогда. Я их попросту боялся. Вроде отлично учусь, занимаюсь спортом, увлекаюсь иностранными языками. Все прочат мне незаурядное будущее. А я комплексую… Потому что живу в далекой захудалой деревне, потому что одеваюсь более чем скромно, потому что родители мои малообразованны, потому что… Много самых разных крючковатых «потому что» роится в моей голове. Да, я стыжусь своего происхождения и отцовской судимости! А тут старшеклассница вдруг обратила на меня внимание, и я влюбился моментально. Алина не подходит, конечно, под образец женской красоты, она таки, некоторым образом, громоздка, особенно книзу, но сам факт ее заинтересованности во мне сразил наповал. Я теперь готов на все ради моей девушки.

Пригласил я Алину вчера домой. По дороге назад мы забрели в пшеничное поле, и там я узнал, что такое секс. Это неизъяснимое наслаждение, слов нет для описания такого полета в никуда, падения в бездну пространства и забвения о мире вокруг. Я обалдел от счастья. И мне кажется, полюбил Алину навсегда. Жить без нее не могу, хочу видеть каждый день, слушать все, что она говорит, неважно что, лишь бы слышать дорогой голос, трогать ее руки, ощущать запах ее волос и тела.

Спустя месяц мне было объявлено о залете.

Я не испугался вовсе, нет, искренне обрадовался даже. Но удивился: сообщила мне об этом почему-то Маша, оговорившись о том, как несчастна старшая сестра. Я бросился на поиски возлюбленной. Прибежал к ней домой, постучался в дверь. На порог выдвинулась мать Алины… и понеслось. Ее громогласная речь сопровождалась бурными придыханиями и энергичными жестами возмущения. Выступление было обставлено в лучших совдеповских традициях. Несколько раз упоминалось выражение «мужская честь» и почему-то школьное начальство. Я, неумело защищаясь, по-дурацки заявил о своих самых серьезных намерениях. И получил неожиданный ответ: