Владимир Климович
Муха
Я сел за стол и открыл толстую тетрадь, которую не доставал больше трех месяцев. Все это время не писалось. Когда я пробовал думать о новом рассказе, в сознании проворачивались только фразы из старых журналов, толклись, будто комары, отдельные слова, а потом голову наполнял раздирающий хохот - Наконец, я твердо решил написать за сегодняшний день рассказ. Сосредоточился, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Я сказал себе: "Кособокий Витовт!".
В дрожащем мареве моей фантазии начали проступать неправильные черты Витовта: смоляная чуприна с первой проседью, нахальная улыбка".
И тут на подоконник невесть откуда выползла и надрывно завыла отогретая солнцем муха. Образ Витовта качнулся и исчез. Я резко наклонился над тетрадью и попробовал записать то, за что уцепилась память: "Кособокий Витовт держал мельницу, которая осталась ему в наследство от отца..."
Муха выждала мгновенье и застонала снова. Подвывая, как голодная собака, перешла с низкой ноты на высокую и вдруг замолчала. Полезла на стекло, вяло перебирая непослушными ножками.
Успокоившись, я прислушался к себе и осторожно позвал: "Эй, кособокий Витовт!" Мельник появился не сразу. Только через несколько минут я увидел: он сидит подле своего дома на большом камне, не доставая земли ногами, и поэтому кажется очень маленьким. Он и вправду похож на карлика: сухое искривленное туловище, жилистые ноги и руки, большая голова.
Я взял ручку и записал в тетради: "Но вот работа стала надоедать мельнику..."
Витовт набивал самосадом трубку, руки тряслись, и пахучий табак сыпался на подол рубашки. Кривая усмешка трогала его лицо, и тогда слюнявые губы корчились, а нижняя челюсть со съеденными зубами выдвигалась вперед.
Муха свалилась с окна! Грохнулась так, что затрещал подоконник, и дико заревела. Я испуганно посмотрел на Витовта, но ни его самого, ни мельницы уже не было. Моя шельма с визгом крутилась на спине, перебирая в воздухе ножками. Я прицелился и влепил ей хороший щелбан. Муха, описав дугу, ударилась о стену, упала и осталась лежать на полу.
Я снова подсел к тетради: "И Витовт возненавидел мельницу, а мельница возненавидела Витовта..." Но, уловив какой-то шум, вскочил из-за стола. Я знал, куда нужно идти - я шел к мухе. Она перевернулась на брюшко и пробовала двигаться. Крылья, сломанные и ненатурально вывернутые, с едва уловимым шуршанием тащились по полу. Муха ползла боком и клевала головенкой. Вдруг она остановилась, как горбоносый самолет перед стартом. Сейчас это насекомое взлетит и вцепится мне в лицо! Я опустил на муху каблук и повернул ногу...
С облегчением устроившись за столом, я выкрикнул: "Витовт!.. Кособокий Витовт?!."
Мельница натужно крутила крыльями. Камень возле дома пустовал. Мельника нигде не было.
Я подошел к ветряку и толкнул дверь. Она ударилась о тесаные бревна, скрипнула и замолчала. Сделав несколько шагов в мучном тумане, я увидел, наконец, Витовта: его крутило в жерновах. Тяжелые камни всмоктывали хилое тело.
Осталась только голова с выпученными глазами. Она крутилась, крутилась - Этот застывший удивленный взгляд, эта кривая ухмылка посиневших губ, эта мельница, одетая в белые одежды, а я... Что, собственно, я здесь делаю?
На мгновение жернова приостановились, камни как бы напряглись, послышался глухой хруст - голова Витовта резко провалилась, словно ее сильно дернули снизу. Влажные красные камни были похожи на челюсти животного, с тупым упорством пережевывающего свою жертву. Упругая теплая струйка брызнула мне в лицо! Я отшатнулся и, споткнувшись, упал...
Сижу на полу. Ноги нелепо вывернуты, голова не держится. Рядом валяется тетрадь. Я придвигаю ее к себе. Густая красная капля падает на текст. Хватаюсь за щеку и чувствую, какими отвратительно липкими стали пальцы. Я боюсь на них смотреть.