Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

И всё-таки даже после бесчинств 2011 года я остаюсь патриотом Лондона. Более того, четверть века без малого не устаю радоваться, что судьба подарила мне такую возможность – стать лондонцем. Сначала я жил в районе Люишема, потом – в престижном Челси на Гилстон роуд, рядом с домом-дворцом шейха Бахрейна. Затем переселился в район Хайгейт. С балкона третьего этажа по утрам махал рукой Карлу Марксу, который покоится на Хайгейтском кладбище. В устах приятелей это звучало весело: мол, Карл, ты там, а я пока здесь! Теперь живу неподалёку от Британской библиотеки, которая находится у Кингс-Кросс, и доволен тем, что могу в любое время дойти до нее пешком.

Но на протяжении всех этих лет, каким бы скромным не было моё жилье, я везде в этих очень разных районах (элитных, средних, обычных) чувствовал себя комфортно. Более того, могу с уверенностью утверждать, что в Лондоне отношение к эмигрантам дружелюбнее, чем в Париже, Берлине, Милане, где я неоднократно бывал, и, подозреваю, в любом другом месте Европы. И на лондонских улицах больше терпимости, понимания, готовности прохожих помочь, разъяснить, даже проводить. Есть у лондонцев время на это, как бы они ни торопились.

Во время одной из наших встреч я поделился интересным наблюдением с князем:

– Представьте, Никита Дмитриевич, солнечное летнее утро. В 7.50 утра подхожу к Ливерпульскому вокзалу, где на маленькой площади перед входом в вокзал, прямо на улице – пианино. Оно стоит у памятника еврейским детям, прибывшим сюда с эшело ном из Восточной Европы: в последний момент их отправили родители, спасая от фашистской оккупации. На нём может играть всякий, кто хочет. Бесплатно. И в тот ранний час перед инстру ментом сидел человек и что-то наигрывал. В зале вокзала, прямо напротив табло, указывающего платформы, с которых отправляются поезда в аэропорт Стенстэд и Кембридж, элегантно одетая женщина пела чудным сопрано. Я прочитал, что она собирала деньги в Фонд борьбы с раком. Я обычно не подаю нищим, не участвую в акциях благотворительности – потому что проживаю на скромную пенсию. Я не хочу обманывать ни себя, ни нуж дающихся в помощи, чтобы выглядеть красиво. Это также аморально, как не помогать, если у тебя есть возможность. Однако в то солнечное утро меня вновь охватило ощущение, что я живу в прекрасном городе. Я уже прошёл мимо этой женщины, поднял ся по эскалатору, но что-то заставило меня вернуться. Сверху с балкона я бросил фунт, который, отскочив от пола перед женщиной, попал прямо в ведёрко… Певица, дававшая благотворительный концерт, подняла глаза и так улыбнулась мне, что я опять почувствовал душу и красоту Лондона.

Князь поддержал меня, подтвердив, что в Лондоне очень приятно жить.

– Население спокойное, соседи нелюбопытные и ненавязчивые. Эксцентриков, как я, не считают чудаками. Лондон состоит из многих городков, которые слились на протяжении столетий. Множество парков, разбросанных во всех частях города, придают ему человеческий образ, несмотря на имперскую архитектуру центра. Англия в целом для меня – это четыре прекрасных года студенчества, близкие друзья, темперамент людей, который мне подходит, демократический образ правления, вековые традиции. Пригород Лондона я хорошо знаю, потому что, уже спустя год после моего приезда в Оксфорд, мне представилась возможность охотиться в Хедингтоне, в двадцати минутах езды на автомобиле от центра Оксфорда. Таким образом, будучи студентом, я мог приглашать друзей на охоту раза два в неделю во время учебного года. А они взамен приглашали меня в имения родителей во время каникул. Те знакомства перешли в прочную дружбу. Так что, вернувшись в Лондон спустя двадцать с лишним лет, я нашел тех же друзей, для которых этот перерыв никак не повлиял на их отношение ко мне. Мы влились в светскую жизнь Лондона, как будто всегда там жили. Во Франции или других странах Европы это неосуществимо – там друзья забывают вас очень быстро…

Те, кто знал князя раньше, легко могли заметить, что прививка, полученная в Оксфорде, оказалась устойчивой. Годы, проведенные в Америке, мало что изменили в его внешности и поведении. В общении он сохранял безукоризненные манеры. Был по-европейски сдержан. Владел литературным слогом. В интонации же и мелодике речи не утерял того самого знаменитого оксфордского произношения. Более того, став состоятельным, князь не только не перенял привычки американских миллионеров одеваться в джинсы и кроссовки, а наоборот, выработал свой изысканный стиль в одежде… Мне в князе всё это очень нравилось тогда, много лет назад, нравится и теперь! Я даже стал в нагрудный карман пиджака класть цветной платок под тон галстука. К сожалению, не могу последовать за его стилем во всём остальном. Ведь в одежде князь предпочитает не престиж, а качество.