Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

– В воскресенье, – вспоминает Никита Дмитриевич, – мы, условившись заранее с госпожой Строль, поехали её навестить. Она занимала небольшую квартиру при больнице, и когда мы вошли туда, то оказались окружёнными произведениями Экстер…

Теперь затрону деликатную сторону этой поисковой работы. Никита Дмитриевич в своих выступлениях и интервью любит рассказывать историю, как Сомерсет Моэм покупал картину Гогена на Таити. Добравшись до жилья сына художника, писатель увидел, что ветхая дверь в хижину изнутри расписана рукой мастера. К восторгу обладателя шедевра, он предложил обменять дверь на новую, крепкую, с красивой ручкой. Таким образом, картина была приобретена им за два доллара, затраченных на изготовление новой двери…

Тут, признаюсь опять, моё советское подсознание немедленно подсказало вопрос: значит ли это, что приобретение связано с обманом? Иначе говоря, собиратель пользуется тем, что родственник нуждается или не знает истинной цены того, чем владеет. Сбивая цену и скупая «золото» по цене серебра, не превращается ли он из собирателя в… обирателя? Никита Дмитриевич в наших беседах утверждал, что дело обстоит совсем не так. Во-первых, это рынок. А во-вторых, собиратель нередко выступает в роли спасителя: работы забытого художника часто пылятся на чердаках, портятся и просто исчезают. Коллекционер возвращает их к жизни. Цена же приобретённого произведения искусства ни о чём не говорит. Ведь предметы коллекции требуют вложения. За ними надо ухаживать, их надо реставрировать, хранить, наконец, транспортировать, если приходит час их выставлять и показывать публике. Простодушно рассказывая о своих приобретениях, порой за очень невысокую цену, Никита Дмитриевич совершенно не смущается довольно курьёзных ситуаций, составляющих историю того, как пополнялась коллекция.

– Я стоял перед витриной книжного магазина на левом берегу Сены и рассматривал программку Русских балетов. Обложку украшал эскиз костюма Ф.Ф.Федоровского к «Хованщине» Мусоргского. Этот художник жил постоянно в России, и я полагал, что его работ нет за пределами СССР. Пока я стоял, ко мне бочком подкатил старик и спросил, не интересует ли меня Федоровский. Услышав же утвердительный ответ, он предложил мне приобрести несколько его работ. Я согласился, он повёл меня по всё более сужающимся улочкам Парижа, пока мы не достигли тупика. Я начал подумывать, не ограбят ли меня, но тут старик зашёл в гараж, я последовал за ним – на затянутой паутиной полке лежала куча эскизов костюмов к «Хованщине». Старик попросил 10 долларов за эскиз, и я купил всё. Позднее, в Большом театре в Москве, я слушал «Хованщину», шедшую в оформлении Федоровского.

Как легко заметить, коллекция пополнялась разными путями. Если раньше Никита Дмитриевич использовал свои деловые поездки по странам Европы для того, чтобы в свободное время встречаться с художниками и их родственниками, то позже уже предпринимались специальные поездки, связанные с коллекцией. Именно в этих поездках появлялась возможность узнать, где и у кого находятся работы, а затем приобретать те, что по карману.

Теперь ещё раз о критериях собирательской деятельности Лобановых. Никита Дмитриевич аттестовал себя, как спонтанного коллекционера. Он руководствовался, по его признанию, глазом и сердцем. И уже позже, поставив более широкие цели, стал приобретать работы не только первоклассных художников, но также художников среднего – и даже ниже среднего – уровня, придавших коллекции законченность. Но, тем не менее, в собирании отдавалось предпочтение эскизам, отличающимся орнаментальностью, яркостью красок и захватывающими темами. Эта спонтанность Никиты Дмитриевича счастливо сочеталась со строгим научным подходом Нины. Она хорошо разбиралась в живописи, умела работать с архивами, разыскивать данные о том, что приобреталось. К собранному затем вместе подбирали документацию и вели настоящую научную работу. Супругам приходилось читать много специальной литературы об искусстве 1920-1930-х годов, в том числе и русской. Да, это правда, что князь до женитьбы начал покупать живопись вообще и немного театральную. Но женившись на француженке, он почувствовал, что ей гораздо более подходила русская театральная живопись, чем станковая, передвижники и прочее. Они скучны для нерусского человека. Следовательно можно считать, что женитьба послужила толчком к тому, что начатая с нуля коллекция русского театрально-декорационного искусства Никиты и Нины Лобановых-Ростовских стала крупнейшей частной коллекцией русского авангарда в мире. Проявилась какая-то историческая несправедливость к деятелям левого искусства, которую захотелось исправить.