Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

Профессор Мейлах особо подметил, что собиратели коллекции умели выделять и находить превосходных художников там, где другие проходили мимо. Именно поэтому узкая тема театрального искусства не помешала представительности коллекции. Лобановы отличались исключительной разборчивостью, но создали при этом «обширную и разнообразную коллекцию – от эскизов декораций и костюмов до портретов художников; от книжных обложек до плакатов; от акварелей и гуашей до картин маслом и шелкографии».

Другой рецензент, Юрий Гоголицын, подметил важную особенность. Начав собирательскую деятельность для удовольствия, князь позднее «поставил перед собой более широкие задачи и начал собирать работы не только ведущих художников, но и второстепенных». Это позволило, как писал уже сам коллекционер, «представить максимально широкую панораму русского театрального оформления первых трёх десятилетий нашего века». Уместно привести тут и самооценку Н.Лобанова:

– Наше собрание ценно именно как целое. Оно отражает пласт русской культуры с ее уникальными достижениями в живописи в 10-х и 20-х годах как в России, так и в эмиграции. Собирая работы русских живописцев в 50-70-х годах в Европе и Америке, я надеялся, что когда-нибудь ими заинтересуются. И что в России заинтересуются искусством русского зарубежья. Наша заслуга в том, что мы это поняли более сорока лет тому назад. Я собирал коллекцию русского театрального искусства. И у меня была необыкновенная привилегия возражать на обычные стадные рассуждения насчет коммунистической угрозы, ракет и ГУЛАГа одной фразой: «Посмотрите на картины в моем доме! Вот она – Россия: умная, добрая, талантливая и цветастая». Глядя на эту живопись, можно было на время забыть о несправедливости. Хочу надеяться, что это собрание помогло не только мне, но и многим-многим другим. Помогло почувствовать замечательную внутреннюю ткань отечественной культуры. Этим я, естественно, горжусь.

Гордиться действительно есть чем. Подвижническая деятельность Никиты Дмитриевича останется в истории искусства, вопреки приписываемой им самому себе привилегии возражать на обычные стадные рассуждения насчет коммунистической угрозы. Привилегия эта, на мой взгляд, сомнительна. Запад со своими демократическими институтами противостоял диктатуре в Советской России. И пытаться смягчать звериный оскал кровавого режима яркими полотнами живописи, значит искусственно смешивать два облика страны. Они, эти облики, существуют параллельно и вовсе не должны располагать к тому, чтобы, пусть на время, забывать о несправедливости.

Конечно, князь, увлечённый идеей собирательства, должен был поддерживать связи с торговцами живописью. Представителей этого племени – торговцев – в нашей прошлой советской жизни презирали. Само собой подразумевалось, что они не чисты на руку. Но перед ними и заискивали. В стране дефицита они были очень влиятельными людьми. Впрочем, если заглянуть в словарь Даля, то там торговец обозначается, как промышляющий торговлей. Тут же выдаётся и рекомендация: лучше торговать, нежели воровать. Только и всего! В Советском Союзе особо промышлять торговцам не было нужды. Спрос превышал всякие предложения. Купить что-либо возможности не было. Приходилось доставать. Счастливчики добывали всё нужное через валютные магазины «Берёзка», закрытые распределители для номенклатуры, комиссионные магазины и по блату. Помню, комиссионный магазин на старом Арбате, торговавший предметами искусства, постоянно находился в центре внимания прессы: директоров и продавцов регулярно сажали и назначали новых. С таким мнением о работниках торговли я прибыл в эмиграцию. И только теперь, знакомясь с именами дилеров, с которыми князь имел дело, я проникся к ним таким уважением, что впервые пожалел: была ведь у меня возможность сделаться в Советском Союзе директором книжного магазина. Впрочем, наверное, эта карьера кончилась бы тюрьмой! Не дали бы мне честно продавать книги.

Князь же с первых шагов коллекционирования увидел в людях, торгующих предметами искусства, живописью, не просто продавцов, а своего рода в высшей степени сведущих искусствоведов. Поэтому стремился подружиться с ними. До 1960 года он, по его собственному признанию, больше смотрел и слушал, чем покупал. Он частенько приводил к торговцам и художникам своих друзей и наблюдал за процессом покупки ими произведений искусства. Его интерес к сценической живописи в соединении с невозможностью поначалу приобретения самих работ заставлял его собирать информацию, анализировать и систематизировать её, чем князь и занимался с 1958 года, переехав в Нью-Йорк. Этой аналитической работе помогали его связи с торговцами Нью-Йорка и Парижа. Благодаря им, будущий коллекционер проходил стажировку в искусстве поисков.