Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

– Целое десятилетие, – пояснял князь, – после большевистского переворота радикальные тенденции в искусстве, так называемое левое искусство, доминировали в совершенно беспрецедентном масштабе. Левые направления влияли не только на классические формы искусств, такие, как поэзия и станковая живопись, но и на театральный декор, кинематограф и объекты массовой культуры, такие как плакаты, листовки или оформление народных торжеств, приуроченных к советским юбилеям. В последующей эволюции с 1921 года и с приходом конструктивизма левое искусство расширило свое влияние и на условия существования нового человека – архитектуру, мебель, ткани, одежду и даже столовые приборы. Руководители страны, будь то Ленин, Троцкий или Луначарский, относились настороженно к происходящему в левом искусстве. Тем не менее, правящая верхушка, включая Сталина, понимала идеологическую ценность авангарда как проводника нового образа уникально-динамичного и молодого общества. То есть полной противоположности консервативного, управляемого буржуазным истеблишментом общества Западной Европы или же современного динамичного, но социально-несправедливого строя в США. Приход Сталина к власти и его культурная революция 1927–1928 годов в значительной степени умерили доминирующее влияние авангарда. К 1940 году модернизм практически прекратил свое существование, и советское искусство начало пропагандировать сентиментальные и шовинистические основы соцреализма.

Тут следует отдать должное супругам Лобановым: собранная ими коллекция, что называется, подправила историю и не дала погибнуть важному пласту русской культуры. Но делать это было очень не просто – им зачастую приходилось наступать на горло самым насущным собственным нуждам. К тому же спонтанность князя в коллекционировании сочеталась с самодисциплиной. Невозможно купить всё. Надо ограничивать себя. А это чревато конфликтами. Например, Нина очень хотела приобрести силуэты Фёдора Толстого. Во время чаепития у Иссара Гурви-ча, который предоставил ей возможность полюбоваться этими силуэтами, торговец поинтересовался, кому бы их можно было продать. Никита Дмитриевич дал Гурвичу рекомендацию, с кем связаться.

– В июне 1966 года мы вернулись в Нью-Йорк из полугодовой парижской командировки. Под Рождество того года, – вспоминает Нина, – Никита спросил меня, какой подарок доставил бы мне удовольствие. «Силуэт Толстого», – ответила, «Забудь о них», – сказал Никита. Затем, к моему дню рождения, в марте, он опять спросил, какой подарок я бы хотела. «Силуэт Толстого», – ответила я. Никита, который собирался во Францию в командировку и был уверен, что к тому времени Гурвич уже всё продаст, ответил: «Если у Гурвича что-нибудь осталось из силуэтов, то я их тебе привезу». Вернувшись из командировки, он попросил меня посидеть с ним, пока он распаковывался. Из чемодана вылезли один, два, три… – все 17 силуэтов Ф.Толстого! Я была неописуемо счастлива.

Сегодня искусствоведы называют Лобанова-Ростовского и его коллекцию феноменом в культуре русского зарубежья. Возможно, эта исключительность объясняется тем, что личность коллекционера синтезировала в себе две культуры – восточную и западную. «Атлантизм», воспитанный молодым эмигрантом в самом себе, определил цели и задачи его дальнейшего существования – достижение влиятельного общественного статуса, подтверждённого финансовой независимостью.

Может быть, Никита Дмитриевич и лукавит, ссылаясь на изначальную неразвитость вкуса: я, мол, став геологом, ничего в искусстве не понимал, и лишь потом набивал глаз, приобретал знания, опыт. Но, вполне возможно, он говорит искренне. Во всяком случае, уже работая над этой книгой, я сам стал заново и подолгу рассматривать иллюстрации альбома «Художники русского театра». И стало для меня открываться то, что раньше было скрыто. Но не только создание книги приобщает меня к этому виду искусства, а и многолетнее общение с моим студентом и другом испанцем Луисом Родригесом де ла Сиера. Страстный поклонник русского балета, он за многие годы нашего общения приучил меня ходить на балетные спектакли, обращать внимание на театральные декорации.

В заключение хочу привести несколько интересных отзывов о коллекции. М.Б.Мелах – профессор Страсбургского университета: «Никита Лобанов являет собой пример подлинного коллекционера. Он, прежде всего, доверяет своему вкусу и интуиции. И только потом обращается к мнению экспертов. Но при всём к ним уважении предпочитает опираться на собственный здравый смысл; при своей энциклопедической осведомлённости он не снисходит до претензий на академизм, а строгость, даже придирчивость, не умаляют его благожелательности. В нём есть что-то от азартного игрока, но безошибочного и блистательного… Около восьмидесяти процентов произведений было куплено у самих художников, их близких друзей в период между 1950-м и 1970-м годами, когда в России это искусство находилось под запретом и не пользовалось спросом на Западе, что уже само по себе гарантирует подлинность произведений. Коллекция – настоящий кладезь культурных ценностей. Она включает около тысячи произведений более чем 150-ти художников, отражающих всевозможные направления идеологических и формальных поисков в русле русской живописи конца XIX – начала XX веков».