Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

О своём скоморошестве князь, возможно, не догадывается. Но всегда с удовольствием говорит о судьбе, позволившей ему выбраться из того омута, в котором он оказался в начале жизни. И это та часть правды, которая совсем не противоречит скоморошеству. В одном из интервью журналистка спросила князя, часто ли сбываются его мечты.

– Не часто, но сбываются. Например, в январе 1954 года, на выставке театральной живописи Дягилевских сезонов я, в свои лет, решил создать подобное собрание. К счастью, мне удалось. Когда мне было 12 лет, я решил стать геологом, что и совершилось в 1960-м году. Но самое главное, я мечтал выжить, несмотря на репрессии коммунистической диктатуры, расстрел отца, угнетения матери, что привело к ее смерти. Все это породило во мне огромную злобу к советскому строю, которая была, наверное, главным двигателем в стремлении к успеху, как в спорте (я стал юношеским чемпионом Болгарии по плаванию на 100 и 200 метров брасом), так и в образовании (три степени в наипрестижных университетах мира), финансовой независимости после лет работы в ведущих американских банках.

Конечно, у меня (как у биографа князя) возник вопрос: а эта огромная злоба к советскому строю совсем не мешала сговору с ней, сговору, который вольно или невольно укреплял и продолжал жизнь Советов? Или на этот сговор князя толкала генетическая обязанность? Ведь много лет он не только помогал советской власти получать кредиты от Запада, но и привозил в Страну Советов дары, архивы и картины русских художников. Князь утверждает, что дарил не советской власти, а народу. Но ведь он-то лучше всех знает, что эта власть отняла у народа всё. И у княжеского рода тоже. Значит, вопрос в том, что получал князь взамен даров?

Всё, что хотел, но, прежде всего, признание. Его стали пускать на телевидение. Он завязал отношения в высших эшелонах власти. А тут уж выступал исключительно как патриот: мол, вся утерянная красота должна вернуться на родину. Потому и деятельность национального лидера сравнил с ролью в истории Петра Первого. И, в конце концов, был услышан: получил через министра культуры высочайшую резолюцию: «купить коллекцию Лобановых-Ростовских за 16 миллионов долларов». Однако после этого князь опять публично говорил и писал то, что думал: в России всё коррумпировано и власть продажна. Получив миллионы, преспокойно утверждал: деньги для меня не так важны, как выполнение генетической обязанности перед Родиной. Иначе говоря – я свободен и волен вести себя так, как считаю нужным.

И что же в итоге? Можно ли быть спокойным за коллекцию, которая являлась делом его жизни, после того, как она, наконец, оказалась на исторической Родине? Нет, потому что тут же выяснилось, что князь разместил коллекцию в России, которая не собиралась и не собирается выполнять на себя взятые обязательства по её сохранению. Как например летом 2010 года, которое выдалось аномально жарким. Коллекция, хранившаяся в запасниках в Петербурге, попала под эту жару, поскольку помещение осталось без кондиционера, обеспечивавшего необходимую температуру…

Теперь Никита Дмитриевич признаёт: если бы коллекция попала в Библиотеку Конгресса США, она была бы сохраннее. Для этого следовало набраться терпения, рисковать, ожидать решения, которое могло быть принято, а могло и не быть. Похоже, тут сыграла роль не генетическая обязанность, которую он испытывал к России, а трезвый расчёт: библиотека Конгресса – это синица в небе, а Константиновский Фонд – реальность и миллионы долларов. Да и таких славословий в адрес князя по поводу продажи коллекции России, в Америке он вряд ли бы дождался. Так что же, здравый смысл покинул князя? Нет и нет! Никита Дмитриевич сказал мне, что его первая жена, Нина, совладелица коллекции, возражала против продажи коллекции России. И тут же добавил: она права, и не отдаёт 200 предметов коллекции, которые ей принадлежат. Но если с ней хорошо поговорить, она отдаст.

В подтверждение же моим мыслям, когда книга была почти готова, князь любезно прислал мне одно интервью, данное им журналу, в котором уже без всяких оговорок сообщил, что жалеет, продав коллекцию России. Библиотека Конгресса предполагала сфотографировать все собрание, описать и сделать общедоступным в интернете. А вот это замечание вообще ставит крест на идее возвращения культурных ценностей современной России: «К тому же сейчас, я думаю, для русской культуры лучше было бы продать нашу коллекцию в США, где ценности хранят бережно».