Эрнест Кольман - Мы не должны были так жить!

ЯНОУХ: Сегодня очень много говорят и пишут о еврокоммунизме. Но ведь это очень сложный вопрос. Я не сомневаюсь, что у Каррильо [33]и Берлингуэра [34]самые благородные намерения. Однако персональные планы и добрые намерения это одно, другое дело историческая реальность, политическая ситуация, объективные закономерности, которые в случае прихода к власти этих партий могли бы отбросить развитие этих стран на советский путь со всеми его отрицательными и страшными характерными чертами. Я действительно не знаю, как мне относиться к еврокоммунизму. В эмоциональном плане он мне близок и симпатичен, но разум требует проявить скептицизм и осторожность. Совместима ли марксистская философия с практической демократией, со свободой совести, мышления и прессы, с плюралистической политической системой? И если это так, то почему тогда еврокоммунистические партии не начали применять эти высокие и необходимые принципы так сказать у себя дома? В своей собственной внутрипартийной жизни? Почему они не предложили, например, исключенным из партии еретикам, таким, как Гароди [35], снова вступить в партию? Почему они запрещают существование фракций внутри партии? А что касается, например, Коммунистической партии Италии, которая считает Дубчека товарищем и коммунистом, то почему Берлингуэр не приехал к Дубчеку в Братиславу, чтобы выразить ему свою симпатию и солидарность, как это он сделал недавно, посетив в Мадриде Каррильо? Или он больше боится пражского правительства, чем мадридского?

КОЛЬМАН: Ну, здесь, пожалуй, мало о чём можно дискутировать. Как показала Конференция в Мадриде, три еврокоммунистические партии достигли согласия по двум крайне важным пунктам: 1) что они намерены идти своим собственным, самостоятельным, независимым от КПСС путём; 2) что они в будущем, когда примут участие во власти в своих странах, намерены соблюдать демократические свободы, права человека и гражданские права. Это всё, конечно, очень красиво. Но, к сожалению, в Совместном Заявлении нет никакой критики преследования инакомыслящих в советском блоке и нет ни слова об установлении демократии в их собственных партиях. Очень жаль, что они упустили такую возможность! Они же лучше, чем я, знают об имеющемся к ним недоверии: чтоне только правые, но также и многие левые подозревают их в том, что их политика это только маневр, чистая предвыборная тактика. С исторической точки зрения такое недоверие легко объяснить. Но я убежден в том, что они заявляют об этом совершенно искренне; но ведь такие вещи надо доказывать не словом, а делом! А это значит, разрешить дискуссии по вопросам программы, устава, стратегии и тактики, вплоть до образования фракций внутри партии; с распростертыми объятиями восстановить в партии товарищей, исключенных из-за критики; открыто заявить о том, что нет, и не может быть социализма без осуществления социалистической демократии; что требование соблюдения прав человека не является вмешательством во внутренние дела какого-либо государства, а что это только категорический императив гуманности, независимый от политической системы; что без выполнения этого требования не может быть разрядки. И если они этого ещё не сделали, то нужно опубликовать все документы о преступлениях сталинизма, начиная с речи Хрущева на XX партсъезде.

У меня такое впечатление, что между еврокоммунистами в отношении этих требований нет единого мнения, нет принципиальной ясности. Они, правда, согласились заменить «пролетарский интернационализм», это приукрашивающее московскую диктатуру эвфемистическое словосочетание, лозунгом «международной солидарности». Но они не объясняют, что для них, которые хотят бороться за демократический социализм и национальную независимость, не может быть солидарности с теми, кто свободу в собственной стране втаптывает в землю железным кулаком, а в других странах делает это с помощью танков. Они всё ещё употребляют название «социалистический» для тех режимов, которые у власти в Советском Союзе и в его сателлитах, хотя там средства производства не обобществлены, а переданы во власть государства, когда государством руководит новая привилегированная эксплуататорская каста, а вместо социалистической демократии возникла террористическая диктатура. Октябрьская революция победила под лозунгом «Вся власть Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов». Но сегодня эти советы власти не имеют, а являются только исполнительным органом – вся власть принадлежит партийной касте. Использование старой терминологии для обозначения новых явлений может привести лишь к путанице. В Советском Союзе нет государственного капитализма, поскольку там нет капиталистического класса – юридически все предприятия не принадлежат правящей верхушке. Но нет также и государственного социализма, так как у народа нет власти. Скорее всего такой режим можно по Марксу назвать «казарменным коммунизмом».