Эрнест Кольман - Мы не должны были так жить!

ЯНОУХ: Ты был воодушевлен тем, что происходило в стране в 1968 году, перед оккупацией. Считаешь ли ты как философ, подавление Пражской Весны закономерностью или случайным процессом?

КОЛЬМАН: Философия диалектического материализма, которой я придерживаюсь, не признает ни в природе, ни в человеческой истории чисто закономерные или чисто случайные явления. Каждое явление можно рассматривать в одной связи как закономерное, а в другой – как случайное.

Также обстоит дело и с оккупацией Чехословакии. Это было логическим следствием великодержавных актов, чаяний и тенденций вековых захватнических завоеваний царской России, логическим следствием присоединения Сибири, Украины, Польши, прибалтийских стран, Кавказа, Средней Азии, Бессарабии – постоянного поглядывания на Дарданеллы и на все Балканы. Несмотря на неоднократные высказывания Ленина против «экспорта революции» и за «мирное сосуществование» государств с различным социальным строем, эта тенденция к экспансии всегда была составной частью главной надежды на мировую революцию. И это нашло свое воплощение в военном походе 1920 года под лозунгом «Даёшь Варшаву – дай Берлин!» Как известно, Сталин продолжил эту тенденцию к экспансии путем аннексии Эстонии, Литвы, Латвии, Закарпатской Украины: он мечтал также о том, чтобы войти победителем в Царьград под предлогом объединения всех армян, также как и о том, чтобы «освободить» Финляндию (на этот случай Куусинену был уже определен президентский пост). В этом отношении также и оккупация Чехословакии была в историческом плане полностью закономерной.

Всё, что происходит в человеческом обществе, как и в жизни каждого человека, всё причинно обусловлено не одной единственной причиной, а целым комплексом причин, среди них даже совсем незначительные, которые, однако, могут сыграть решающую роль, как, например, легкое нажатие на кнопку, которое может вызвать разрушительный взрыв. Вполне возможно, что, если бы Брежнев после застолья смог бы хорошо выспаться, он бы наверняка подумал бы о последствиях для Советского Союза и КПСС отрицательной реакции на Западе на вторжение в Чехословакию; тогда он не отдал бы своей авиации, танковым и ракетным войскам приказ перейти чехословацкую границу. Ты, конечно, понимаешь, что это я сказал в шутливой форме. Или представим себе, что тогда «голуби» в Политбюро имели бы на один голос больше, чем «ястребы», ведь известно, что были колеблющиеся. Так что, в этом плане оккупация стала делом чистого случая.

По этому поводу я хотел бы заметить, что часто слышал от советских людей, которые благосклонно относились к Чехословакии, примерно следующее размышление: Дубчек сделал ошибку, он был слишком неосторожен. Он позволил чехословацкой прессе критиковать советскую политику и положение в Советском Союзе, что привело советское руководство в ярость. Оно вряд ли смогло бы стерпеть «тявканье» 14 миллионов «неблагодарных чехословаков» на 250 миллионов, освободивших их в 1945 году.

Такого рода размышления я считаю полностью ошибочными. Дуб-чек не мог действовать по-другому. Если он действительно хотел восстановить настоящий, неискаженный социализм, – а в этом не может быть никаких сомнений, – для этого ему нужна была поддержка абсолютного большинства народа. А это было возможно только в том случае, если бы он решительно покончил с эрой Новотного, когда журналистов за критические выступления приговаривали к длительным срокам заключения, если бы он гарантировал бы открытость и свободу слова.

ЯНОУХ: Когда ты сидел на Лубянке, следователи хотели заставить тебя подписать доносы на самых различных политиков Советского Союза, Чехословакии и международного рабочего движения, и сделать это, так сказать, про запас. Был ли среди них Рудольф Сланский?

КОЛЬМАН: Странным образом, нет. Это меня удивило; ведь я же выступал против него, и это привело к моему аресту. Но Готвальд был среди них.

ЯНОУХ: Есть у тебя какое-нибудь объяснение тому, что тебя выпустили на свободу задолго до смерти Сталина, к тому же по прямому указанию министра безопасности, то есть на самом высоком уровне? Сыграл ли здесь роль тот факт, что ты выступал против Сланского и, таким образом, помог разоблачить его?

КОЛЬМАН: Насколько я знаю, я был лишь один из целой группы освобожденных и реабилитированных именно в тот момент, когда Берия снял Абакумова с поста министра безопасности, заменив его Игнатьевым. Таким образом Берия, у которого уже земля горела под ногами, хотел упрочить свою позицию. Высказанная мною в 1948 году критика в адрес Сланского не имела ничего общего с обвинениями против него на показательном процессе 1952 года. Этот инициированный Сталиным процесс был лишь частью широко развернутой кампании по порабощению восточноевропейских стран.