Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

Жолковский А. Жизнь после смерти. НРЗБ: Рассказы. М.: Библиотека альманаха «Весы», 1991. С. 15.

См.: Жолковский А. Механизмы второго рождения. О стихотворении Пастернака «Мне хочется домой, в огромность…» // Синтаксис. 1985. № 14.

См.: Жолковский А. Искусство приспособления. Блуждающие сны: Из истории русского модернизма. М.: Советский писатель, 1992. С. 35–64. В издании этой книги я принимала участие. Опубликовать ее в «Советском писателе» посоветовал Алику Виктор Ерофеев, преподававший в USC. Осенью 1991 года я обсуждала издание книги с директором этого издательства, Анатолием Жуковым. Поход к нему тогда я назвала «real Soviet experience»: в огромной пустой комнате за письменным столом сидел директор, на советском бюрократическом языке долго описывавший мне всевозможные трудности. Я улыбалась и терпеливо слушала; к советскому дискурсу добавился денежный. Оказалось, что «сделка» упиралась в количество долларов, которые нужно было уплатить (мы сошлись на пятистах, что в России тогда были большие деньги).

Так назывался сборник, в который вошло это стихотворение Пастернака.

О прозе Аксенова, в первую очередь о своем любимом рассказе «Победа», Жолковский писал сначала в отдельной статье, затем в «Искусстве приспособления».

После эмиграции Жолковского семинар вел Е. М. Мелетинский; в Лос-Анджелесе Алик его возобновил. Некоторые из участников, например Ирина Паперно, выступали на обоих.

Вскоре после этого я оказалась в Москве, и Успенский повел меня в старообрядческую церковь на Рогожском кладбище, где меня поразило количество открытых гробов. Через несколько лет я пришла туда с В. М. Живовым и М. К. Поливановой. Когда мы рассматривали икону с изображением Страшного суда, к нам подошла пожилая женщина, сказала, что знает, где на этой иконе телевизор, и указала на одно из огненных пятен, добавив, что телевизор – дьявольский аппарат и источник злых духов.

Гери был большим любителем российского авангарда и в 1980 году оформил первую большую американскую выставку, ему посвященную (в Музее искусств Лос-Анджелеса). Сам Гери мне казался скорее застенчивым, малословным, но это было очень давно.

См. главу «Саша Соколов: „Нужно забыть все старое и вспомнить все новое“».

Жолковский А. Эдуард Лимонов. Стихотворения. Критическая масса. 2004. № 1.magazines.russ.ru / km / 2004 / 1 / zh36. html. В стихотворении «Жена бандита» упоминаются «Опасные связи» Шодерло де Лакло; в стихотворении «Фрагмент» фигурирует искатель интертекстов «Жолковский Алик». О реальной жене бандита см. письмо мне от Лимонова (4 сентября 1982 года). С. 438.

См. главу «Василий Аксенов, или Мои 1970-е». С. 367–368.

С Мельчуком, как известно, Жолковский сотрудничал еще в Москве в свою бытность лингвистом. Когда Мельчук гостил в Эл-Эй, он всячески старался вернуть его к соавторству, но уговорить не смог. Мы тогда жили в двухэтажной квартире в Санта-Монике: чтобы заниматься своими делами и не слышать пронзительный громкий голос Мельчука, я спускалась вниз и закрывала уши толстым шерстяным платком. При этом мне Мельчук безусловно нравился.

Изначально гипертекст имел отношение к интертекстуальности, но в современном литературоведении он означает отсутствие линейного повествования и обыкновенно относится к постмодернистской литературе и структуре Интернета. Если применить современное значение гипертекста к нашим передвижениям по Европе, то оно к ним никак не относится. Алик любит линеарность, а я наооборот.

В ответ Алик получил открытку от Гаспарова с изображением «незнакомой большеголовой птицы с мощным клювом и пышным хохолком, как гласила подпись, – зимородка. Следовала приписка от руки: „За кораблем вилася Гальциона…“» – отсюда название виньетки (Жолковский А. Гальциона. Мемуарные виньетки и другие non-fictions. СПб., 2000. С. 129–134).

Вот список стран, в которых я теряла паспорт: Греция, Франция, Германия, США, Россия.

Обыкновенно я была единственной нееврейкой в этой компании (В. Паперный, К. Компанеец, В. и В. Лефевр и др.). Когда заходил разговор о русских и России, в целом присутствующие о них высказывались отрицательно, отчасти выражая свое превосходство. Не то чтобы я с ними ни в чем не соглашалась, задевала – чрезмерность. Помнится, однажды во время такого разговора я им на это указала, напомнив, что я русская, но это ничего не изменило.