Карина Добротворская - Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

с прованскими травами, огромные лангустины

и сладковатые гребешки, черные и зеленые помидоры

со свежим базиликом и перекрученной буйволиной

моцареллой. Он вежливо говорит:

— Очень вкусно.

Потом спрашивает:

180

— Нет ли у тебя бекона или простого сливочного

сыра с дырками?

— Давай я тебе пожарю свою фирменную яичницу

с помидорами?

— У тебя есть нормальный черный чай, а не эти

безвкусные зеленые?

— Почему в доме сахара нет? Как можно чай пить

без сахара?

— А картошку можно сварить? Как это — нет

картошки?

В магазине он покупает колбасу, кока-колу, пиво, сливочное масло и белый хлеб. От устриц его

тошнит — в буквальном смысле.

— Я не гурман, ты же знаешь.

Меня это сердит:

— Что значит — не гурман? Нельзя же объявить

вот так тупо: я — одноклеточный простой парень, никаких ваших изысков мне не нужно, а нужно только

набить желудок. Вкусовые рецепторы — как мускулы, их надо тренировать. Это ведь тоже работа над собой.

Сережа молчит, но в его глазах я читаю: “Зачем?”

Если бы ты сейчас оказался рядом со мной! Что

бы было? Освоился бы ты в лучших парижских

ресторанах? Пробовал бы экзотические блюда?

Полюбил бы морепродукты, к которым вообще-то был

равнодушен? Ты наверняка не пугался бы официан-

тов — или не подал бы виду. Но, думаю, ты бы всё

равно держал в холодильнике свой джентльменский

набор, заветные вкусы детства. В этом смысле вы

с Сережей похожи. Та же яичница с беконом или

помидорами, тот же сладкий черный чай, тот же белый

хлеб с маслом, тот же хорошо прожаренный стейк.

Вот какое забавное путешествие во времени. И что-то

говорит мне, что устрицы ты бы тоже есть не стал.

А я ведь даже не знаю, пробовал ли ты устрицы.

52.

182

3 сентября 2013

Иванчик, хорошо ли нам с тобой было в Америке?

Нам нравился этот провинциальный город, маленький, зеленый, построенный вокруг огромного университета.

Главная улица — Main Street , мэрия с американским

флагом, здание суда, буйно цветущие розовые магнолии.

Два огромных супермаркета на окраинах, размеренная

жизнь, три фильма в день (наша обычная доза), обширная библиотека (пожалуйста, всё что издано

об Айседоре). Ты называл нас кроликами из Огайо, которые, как в анекдоте, едят и трахаются — жизнь тут

и вправду была растительной.

Несколько раз я приходила на твои лекции.

Всё было устроено не так, как у нас. Крохотные столы —

на одного. Студенты, которые считают обязательным

постоянно подавать голос, перебивать и вступать

в дискуссии. Запрет на курение — во всем громадном

кампусе. Профессор-математик Хижняк c Украины, страдающий от отсутствия женской ласки, скучал по своей

игривой украинской жене, которую называл рысью.

— Почему они тут все носят кроссовки и бес-

форменные футболки? — горевал он. — Вчера увидел

женщину на каблуках, так шел за ней, наверное, целый

километр, как кобель за текущей cучкой.

Твой английский был не идеальным, а всего лишь

сносным, но лекции ты читал на удивление бойко

и легко сумел обольстить студентов, записавшихся на

экзотический курс по советскому авангардному кино.

Рисовал раскадровки мелом на доске, показывал кадры

из фильмов — аппаратура была превосходной, не то

что у нас. Длинноволосые кудрявые девушки в джинсах

и кедах, с рюкзаками и со жвачкой во рту неприязненно

183

оглядывались на меня. “ His wife ”, — шептали они друг

другу.

Мы оба умели и любили читать лекции, это нас

сближало — как и страсть к кино. Для меня лекции

были наркотиком, источником энергии. Я наслаждалась

властью над аудиторией. Чувствовала себя как на сцене, почти пьяной, испускающей лучи (ведь талантливые

актеры просто испускают лучи — и это важнее всех на

свете сверхзадач). Мои лекции часто начинались

ранним утром. И студенты, и я могли прийти

бледными, заспанными, вялыми — особенно мрачной

питерской зимой. Но через несколько минут

я наполнялась жизнью. Иногда ты встречал меня

после лекций:

— Ты выглядишь как вампир. Глаза сверкают, щеки горят, губы красные. Напилась студенческой

крови?

По сравнению со мной ты читал лекции куда

более сдержанно. Твоя власть над аудиторией была

другого рода. Ты запутывал слушателей в свою интел-

лектуальную паутину, вел за собой по умственным

лабиринтам, заставлял чувствовать, что мысль — это