А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Несмотря на молодость в затянувшемся аврале нам было не до женщин, о чем остается только сожалеть, но Арктика не терпит соперниц, в чем многим из нас пришлось убедиться позднее. Разумеется, прекрасная половина Института была ничуть не менее прекрасной, чем в наши дни, демонстрируя себя на вечерах самодеятельности, которые пользовались громадным успехом при самом активном участии всего коллектива. Порой на сцене можно было увидеть продолжение заседания Ученого совета, довольно близко к теме, но с такими художественными нюансами, которые сопровождались взрывами хохота зрителей. Как можно было наблюдать из задних рядов, шея директора при этом краснела, точно также как и при исполнении изящного восточного танца молоденькими и хорошенькими будущими научными светилами. Определенно, нашему научному руководству не было чуждо все человеческое.

Прошли даже не годы – десятилетия. Молодежи в Институте не меньше, и наука не остановилась. Но почему-то нет подобных вечеров, где предавались общению и веселью все независимо от ранга и должности, от хозяйственников до корифеев.

Июнь 1957 г. Две экспедиции сразу грузятся на причалах Бакарицы в славном городе Архангельске, чтобы на два года расстаться с Большой Землей. Напоследок материк провожает нас сообщением о разоблачении очередной антипартийной группировки… Но мы-то живем уже иными заботами, разбирайтесь с этим антипартийным элементом сами, без нас… Нас ждут иные заботы, потому что мы едем в места, которые только-только перестали быть белыми пятнами на карте страны. И потому, что мы едем на Новую Землю, которая постановлением «на самом верху» стала полигоном по испытанию термоядерного оружия. Никто нас не предупреждал, ничего не обещал. Поскольку в России все тайна, и ничто не секрет, мы сами разнюхали эту тайну глобального (как теперь выражаются) значения еще год назад… Не знаю, был ли в курсе наш руководитель Авсюк, возглавивший с марта 1957 года отдел гляциологии, но переориентировать нас на другой район исследований он не смог, ссылаясь на международные соглашения. Выбор оставался за каждым участником экспедиции – характерно, что отказников не было. Думаю, что все наше пребывание на Новой Земле под раскаты термоядерных взрывов, оказалось испытанием на прочность не только собственных душ и тел, но и на верность научному выбору, на чем следует остановиться особо. Еще одна деталь – мы отправлялись до некоторой степени в неизвестность, поскольку даже сроки нашего пребывания на Новой Земле оставались непонятными: программа МГГ ограничивалась 31 декабря 1958 года. Но кто же будет нас снимать в разгар полярной ночи?

В маршруте.

Не стану описывать перипетий нашей жизни во мраке полярной ночи и во льдах, когда мы в полной мере постигли почем фунт полярного лиха. Это сделал один из нас – Е. М. Зингер в своих книгах. Двухгодичная зимовка оказалось великолепной школой для полевика, выбравшего экстремальные условия своей деятельности, в которых главными были не запредельные перегрузки на авралах и в маршрутах, а невозможность вырваться из нашего арктического бытия, сменить обстановку хотя бы на самое короткое время. На подобное нечего было и рассчитывать в ту пору. Даже почту нам доставляли «на сброс» с попутными самолетами, причем с двумя полугодовыми перерывами. Думаю, что Полярно-Уральская экспедиция практически полностью обновила свой состав не случайно: у них железная дорога была всего в 150 километрах…

Из других проблем – планирование. Специфика работ на белом пятне – отсутствие необходимой информации, например, о погоде. В наши планы мы заложили всего четверть времени на нерабочую погоду. На практике, однако, оказалось, что лишь каждый четвертый день пригоден для геодезических наблюдений и т. д., и т. п. По этим же причинам фототеодолитная съемка, успешно использованная в южных горах, также не пошла в наших экспедициях, особенно ввиду веса фототеодолитного комплекта за 100 кг, неподъемного для исполнителя.

Зона трещин на леднике Шокальского.

Единственный трактор с трудом мог обеспечить работу двух стационаров на леднике, отсутствовала радиосвязь. Соответственно, всю геодезию и снегосъемки, а также ряд других работ, пришлось выполнять в пеших маршрутах, для которых не хватало людей, отчего пришлось нарушать элементарную технику безопасности, отправляя людей поодиночке, порой в полярной ночи. Помню, что поначалу попытался восстать против подобной практики. Начальник быстро поставил меня на место, обрисовав ближайшую перспективу: рассчитывать на карьеру научного работника без результатов собственных наблюдений – очевидная маниловщина и никакой романтики… Все мы довольно быстро постигли старую проверенную мудрость – «хочешь жить, умей вертеться», причем в весьма жестких условиях – не отказываясь от программы, находи другие пути ее выполнения. И ведь находили – но какой ценой! Так что гибель одного из нас в одиночном маршруте оказалась, по-своему закономерной, но в условиях, о которых мы даже не могли подозревать…