Александр Радковский - Стихи. Воспоминания об Арсении Тарковском, Марке Рихтермане

Падет снег на крыши… Это же просто чудо…
Падает на деревья… Это же – благодать…
Если на белом свете где-то живёт Иуда,
Значит, живёт на свете
тот,
кого надо
продать!

Эти выходы из ада
На дрожащую свечу!
Снегопада, снегопада
Неподкупного хочу.

Хлопья, хлопья, хлопья, хлопья
Опускаются, звеня.
Участь жалкая, холопья,
Отступает от меня.

Снег белейший, снег российский,
Снег наивный октября
Засыпает злые списки
В длани у секретаря.

Сыплет, сыплет всё бессвязней
С неподсудной высоты
На места петровских казней,
На раскольничьи скиты,

На опальничьи кибитки,
На обрубки тополей.
С каждой тучи взяв по нитке,
Снег рубаху ткёт земле.

Пусть в смирительной рубахе
Государство отдохнёт.
Пусть палач, присев на плахе,
Очи к небу возведёт.

Там звезда горит бескровно,
Словно мир устав страшить,
Так безгрешно, словно, словно
В этом мире можно жить.

Осень последняя тысячелетия.
Яркая, маркая голубизна.
Листьев срывающихся междометия.
Помесь вселенская яви и сна.

Тишь и покой над кургузой державою.
Тишь и покой над ошмётком страны.
Встать бы с державинской лирою ржавою.
Властно коснуться дрожащей струны.

И побрести, не пугаясь безумия.
Веки сомкнуть и увидеть вдали:
Время, спелёнутое, словно мумия,
Коконом серым свисает с земли.

О, как пронзительно зренье незрячего!
Но, удержав подступающий стон,
Не наклоняйся и не разворачивай
Ссохшихся, кровью скреплённых пелён.

Жалкая участь адамова племени —
Путь не пройдя, возвращаться назад…
Не прикасайся к умершему времени,
Не вызывай удушающий смрад.

Скольких оно растерзало и схавало.
Всех-то попробовало на зубок…
Больно струне… Так какого же дьявола
В бездне бездонной парит голубок?

– Всё обелим, всё законно…

Над заснеженной землёй,
Не касаясь небосклона,
Кружит чёрный ангел мой.

Машут млечными крылами
Братья младшие вокруг.
Шепчут пухлыми губами
Про эдемский чистый луг.

Глуше скрип, и ропот глуше,
Глуше стон, и глуше крик:
Незаметно во все уши
Шепоток небес проник.

Дом уже белее мела.
День уходит в никуда.
И глядит остекленело
В небо сонная вода.

Мир сужается просторный…
Всё забыто – всё не в счёт…
Только ангел, ангел чёрный
Мне забыться не даёт.

…Выброшен из времени —
вышвырнут пьяной
шпаной из мчащейся электрички.

Очнулся под насыпью. Ночь. Поляна.
В кармане куртки нашарил спички.

Росой подмочены папиросы.
Но мозг работает. Но кости целы.
Звёзды раскрываются или розы
надо мною красные?..
Стоп. Пробелы
В памяти… Я жил… когда-то
на земле украинской в белой хате.
Ни отца, ни матери нет, ни брата.
Только я и бабушка. На закате
всё пространство тронуто мягким светом,
мягким, словно бабушкины руки.
Пахнет пылью влажною, очеретом.

Вздохи, всплески, шорохи, перестуки.
Скрипочка сверчковая. Ёж протопал.
Бац! Упало яблоко белого налива
с ветки, с подоконника, грузно – об пол.
Только я и бабушка. Всё. Счастливо.

Далее… Что далее?.. Снова в местность,
где ни одного неосквернённого храма?
Где слово главное – «НЕИЗВЕСТНОСТЬ»,
и где у гипсовых статуй Хама
стоят на коленях, и где все реки
вспять повёрнуты, и где разрыта
могила каждая, и где человеки
жужжат в паучьих тенётах быта,
где редко взглядом пройдут по небу,
где, словно в землю, вросли в привычки:
всё на потребу, всё на потребу…
И где из мчащейся электрички
я буду вышвырнут шпаною пьяной?..

Что ж! Благодарствую за сердечность!

Сверчками стрекочущая поляна.
Бездомность. Звёзды. Бездонность. Вечность.

Вымыть руки студёной водою
Из кадушки, зарытой в саду,
Как тогда, перед первой бедою,
В том украинском чистом году.

Вымыть руки студёной водою
И, решившись – была не была! —
Как тогда, перед первой бедою,
Услыхать лёгкий шелест крыла.