Александр Радковский - Стихи. Воспоминания об Арсении Тарковском, Марке Рихтермане

Григорий Саввич идёт по шляху.
Скрипит навстречу чумацкий воз…
Григорий Саввич рванул рубаху
И, улыбаясь, взглянул сквозь слёз.

Благословенно, благословенно,
Что можно снова вот так смотреть!
На чёрных вербах висит Вселенна,
Как на просушке рыбачья сеть.

Искрятся ярко крупинки соли.
Сверкает звёздная чешуя…
Нет в сердце страха, нет в сердце боли,
Волы проходят, слова жуя.

Григорий Саввич, идти далече.
Но кличут дали, но держит близь.
Григорий Саввич, как резко в плечи
Ячейки сети опять впились!

Чумак – пьянчуга багроворожий —
Вола легонько стегнул кнутом…
Всяк в этом мире – всего прохожий,
Но все забыли давно о том.

Давно забыли, навек забыли,
Что не вовеки пребудут тут,
И тихо-тихо по тёплой пыли,
Не глядя в небо, бредут, бредут.

Все служат боли, все служат страху,
Не слышат говор высоких гроз…
Григорий Саввич идёт по шляху.
Григорий Саввич глядит сквозь слёз.

Благословляйте пешие прогулки,
Землёй идите, всех живых жалея…

Я пью вино в Дзержинском переулке
За складом магазина «Бакалея».

Я пью один, присев на стеклотаре.
Вдова Клико, уж вы меня простите…
Я думаю о мужестве, о каре,
О доброте, о правоте, о быте.

Передо мною княжеского дома
Острожные оструганные доски.
А надо мною шелестят знакомо
Живучие иркутские берёзки.

Сибирский воздух нынче не целебен
От злобы, от мирского безобразья…
А князь ушёл, наверно, на молебен,
И мне сегодня не увидеть князя.

Быть может, князь меня бы не услышал.
Быть может, нас и слушать-то не надо…
Спасибо, князь, что ты тогда не вышел
В декабрьский день на площадь у Сената.

Россия – Некрополь. Россия – Некрополь.
На Ново-Басманной шуршащая опаль.
На Ново-Басманной во флигеле строгом,
Пустыми ночами беседуя с Богом,
Живёт человек наподобие тени —
Душа всех загубленных, дух погребений.
Седой нетопырь, трепеща от бессилья,
Он чинит свои перебитые крылья.

О дух погребальный, скользящий, нелепый!

Мелькают под крыльями здания-склепы.
Бескровная рана и рана сквозная…
Над невской водою стена крепостная.
У склизлой стены известковая яма.
Кричи, о кричи же, истошно, упрямо!
Кричит безутешный, кричит, а не плачет,
Он слёзы в улыбке язвительной прячет
И дальше, крыла выгибая упруго, —
К могиле открытой любимого друга.
Деревья от скорби за день поседели.
За что, о за что, святогорские ели?
Вот так он летает, все ночи летает.
Звезда одинокая льдисто мерцает.

И воздух тлетворный становится чище.

– Россия – кладбище. Россия – кладбище.

Уходят годы, и стада,
И царства, и державы…
Синеет млечная вода,
Заголубели травы.

Степей благословенный вид.
Вон робко, без опаски
Пастух ступает… О Давид,
Возьми меня в подпаски!

Я буду сторожем стадам,
Высоким зреньем птицы,
И кнут и посох не отдам
За миску чечевицы.

Но только редко – по ночам
Под белым звездопадом —
Позволь предстать твоим очам,
Позволь усесться рядом.

Ты станешь Богу песнь слагать,
А я дуду подъемлю,
И будет только небо знать,
Как мы жалеем землю.

Внимает трепетанье трав
Космическому гулу…
Что нам до миром данных прав
Подёнщику Саулу?

Полёт звезды… Тепло костра…
Так что нам до рассудка?
О песня, о её сестра,
Бузиновая дудка!

Россию давит небосклон.
Из труб дымок струится жалкий.
Метели плач. И ветра стон.
И еле слышный шелест прялки.

И снег глубок. И сон глубок.
И пахнет моргом и гробницей…

…А где-то катится возок,
везущий Герцена к границе.

Кандальник вышел на этап.
Из Акатуя – эстафета.
Там – конский храп. Там – царский храп.
Там – полумрак большого света.