Александр Ласкин - Петербургские тени

Уже после смерти Анны Андреевны делаю интерьеры ахматовского музея в Бежецке. Для этого мне нужны кое-какие портреты. Прошу Ирину Антоновну, вдову Шостаковича, дать фотографию Дмитрия Дмитриевича. И тут вспоминаю про красную книжку, которую Анна Андреевна у меня когда-то отобрала. Спрашиваю, сохранилась ли она у нее. Рассказываю о том, что сначала это был мой экземпляр. Ирина Антоновна тут же приносит книгу из соседней комнаты. На первой странице рукой Анны Андреевны написано: «Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу, в чью эпоху я живу на земле». Я восхищена, а Ирина Антоновна говорит, что у нее есть надпись еще лучше. Вынимает крохотную книжечку Пастернака. Читаю: «…В эти дни я хочу сказать, что мы не должны себе изменять… и да хранит Вас издали Ваше великое будущее. Февраль 48 года». И это Борис Леонидович, ученик Скрябина, который в принципе музыку Шостаковича не должен был особенно ценить…

Самое начало горбачевского времени. Никто не спросит: «Как дела?» или «Как здоровье?», а только: «Что прочел?» или «Что собираешься читать?».

Сидят они с Рихтером в гостинице и обсуждают последние публикации. В чем-то впереди он, а в чем-то она.

Посмотреть со стороны, так типичные двоечники. Будто раз пять оставались на второй год и наконец перешли в следующий класс.

Оказывается, и это пропустили, и то. Но не унывают, а, напротив, радуются новому знанию.

Само собой, от спешно заштрихованных «белых пятнах» перешли к итогам.

Эти журнальные подшивки тоже, конечно, памятник, но все же когда-нибудь воздвигнут настоящий монумент.

Что это может быть такое? И вообще, какое сооружение вместит весь ужас прошедших лет?

Сколько раз Рихтер делился с ней своими фантазиями. Причем всегда со многими подробностями. Будто прямо сейчас собирался их осуществить.

На сей раз Святослав Теофилович хотел рассказать о памятнике жертвам террора, который когда-нибудь установят в центре Москвы.

Она уже приготовилась слушать, как вдруг им помешали.

Представляете: полный зал, музыкант положил руки на клавиши, а тут в дверь стучат.

Вы, мол, переживали по поводу билета на поезд, так мы его принесли.

Вот что-то подобное произошло в эту минуту.

Возвращаться к начатому разговору уже не хотелось. Тут ведь тоже требуется вдохновение, а оно куда-то испарилось.

Казалось бы, вещие сны – прерогатива художественных персонажей, но почти через год она увидела вещий сон.

Чему, впрочем, удивляться? Вокруг нее всегда такая концентрация искусства, что с ней и должно случаться нечто подобное.

Все видно отчетливо, как в кино. Тот же гостиничный номер. Справа на диване сидит Зоя Борисовна, а Рихтер слева на стуле.

Уж не попала ли она опять в тот день? Тогда их диалог прервался на полуслове, а сейчас продолжается.

«Помните, – говорит Рихтер, – мавзолей Ленина? Ведь действительно выдающееся творение». «Да, – кивает она, – замечательное» – «А стены, стены…» – настаивает он. – «Что говорить, стены превосходные…»

А потом еще какие-то аргументы с его стороны. Она опять же не спорит, но хочет понять, к чему он ведет.

Да как к чему? Ведь это и есть памятник. Достаточно выбить с четырех сторон имена жертв.

Все имена. Тысячи, сотни тысяч. А имена поэтов, художников и музыкантов выделить золотом. Чтобы они читались вместе со всеми, но в то же время отдельно.

Гроб с Лениным? Пусть находится в центре. Может, и жестоко оставлять вождя наедине с жертвами, но нельзя сказать, что несправедливо.

Она вся в этой истории. Хотя сон ее личный, недоступный для посторонних, но право отгадки тут отдано другому.

Вскоре стало известно, что Святослав Теофилович заболел. Жил в каком-то монастыре во Франции. Прошел слух, что он умирает.

Навестить его направилась их общая приятельница. По просьбе Зои Борисовны она рассказала ему эту историю.

Рихтер помолчал, а потом произнес: «Очень похоже». С одной стороны, он подтверждал свое мнение, высказанное во сне, но в то же время хотел что-то уточнить.

Такой человек. Сам почти музыкальный инструмент. Множество людей не заметят, а он один обратит внимание.

Невозможно додумывать за Рихтера. Уж очень большая глубина. Вряд ли кто-то еще обладал таким слухом.

И все же попробуем. Не зря у Зои Борисовны было добавление. Никаких параллелей она не проводила, но они появились сами собой.