Олег Соколов - Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

Я принял решение успеть добраться до ялика вплавь и перерубить канат, пока ялик не будет еще утянут тонущим судном. Своему боцману, молодому крепкому парню, я приказал захватить с собой топор.

Когда фрегат почти полностью ушел под воду, я уже просто шагнул в море, над волнами оставался только кусок кормы. Я видел, что люди теперь уже беспорядочно барахтаются в воде, наш «отряд», говоря военным языкам был «разбит», и на место отваги перед, лицом опасности экипаж охватила паника.

Я решительно подплыл к ялику, сумел быстро вскарабкаться на него и только крикнул: «Топор!!» Над водой я не видел даже головы моего боцмана, а видел только его руку, протягивающую топор. Я схватил топор, в этот момент ялик уже начинал опускать нос и задирать корму, готовясь уйти ко дну вслед за фрегатом. В этот же момент со всех сторон его обхватили руки ищущих спасения, каната не было видно из-за них!

Я закричал тогда:

— Я буду рубить все! Руки прочь!

Тогда все убрали руки, и канат обнажился, а я с одного удара перерубил его. Тотчас ялик выпрямился и легко заиграл на волнах. Всех членов экипажа я быстро вытащил в спасательную шлюпку. Казалось, мы были спасены! Действительно, я, неопытный моряк, понял только тут, как спасались в кораблекрушениях на шлюпках. Огромные волны, ломавшие наш фрегат, просто поднимали ялик как легкий поплавок, не нанося ему ни малейшего ущерба.

Все было бы хорошо, не считая, конечно, гибели красавца фрегата. Но когда мы посчитались, оказалось, что в ялике мы были не в полном составе. Одного человека из пятнадцати не хватало. Это был самый старший из нас по возрасту (ему было около 33 лет), но физически слабый человек. Он был изумительный философ, создавший свою интереснейшую философскою картину мира, храбрец и образец дисциплины, в трагический момент, который мы переживали. Как он погиб, никто не видел, скорее всего он запутался в многочисленных снастях парусного судна, или был утянут на дно тонущим фрегатом — этого никто уже не узнает…

Примерно через полчаса после катастрофы к нам подошел шмак и принял на борт всех спасенных. Так печально закончился поход на съемки.

Потом было разбирательство, ведь погиб человек. Киношники, естественно остались в стороне, они конечно официально, ничего не требовали, не приказывали, и вообще были не причем, а вот дурак Пожогин и глупый мальчишка Соколов все загубили. Но на этом коварство кинодеятелей не окончилось. Они пообещали Пожогину, что, если он без всякого договора с оставшимся судном и ребятами будет работать на съемках в течение месяца или двух, уже не помню, они спасут его в суде и заплатят хорошие деньги.

И Рудольф Андреевич поверил на слово киношникам!! Работал как раб на них почти все лето, а потом, когда попросил выполнить обещание, от него просто отмахнулись…

Но это еще не все, я видел финал этой сцены, когда в последний раз Рудольф Андреевич беседовал с двумя главными финансовыми представителями киностудии. Этот гордый, отважный человек слезно просил их, чтобы они хоть что-либо заплатили за огромную работу, а самое главное, дали бумагу, для нас алиби, что именно киностудия дала распоряжение выйти в море. Я стоял в стороне, как молодой человек, который не лезет в разговор старших, но все видел и слышал. В ответ на отчаянные просьбы Пожогина они сначала молчали, а потом один из них, самый толстомордый и мерзкий, грубо сказал: «Рудольф, ты дурак, и мы тебя… «наебали»!

Это было так гадко и гнусно, что, наверное, это один из самых омерзительных моментов, которые я видел в своей жизни. Пожогин был сильный физически человек, а армии служил в спецназе, и мог бы разбить рожу этому ублюдку, а я бы со своей стороны, конечно бы помог со вторым негодяем, хотя думаю, Рудольф легко отмутузил бы обоих мерзавцев. Но мы были под следствием из-за гибели человека, и Рудольф Андреевич, человек отважный и сильный, превратившись в каменный столб, молча смотрел за тем, как развязно спокойно нелюди сели в свою машину…

Разбирательство по поводу гибели человека шло своим чередом, был суд. Так как от киношников нас никто ничем не прикрыл, судили Пожогина и меня. Меня и начальника клуба признали в нарушении правил использования транспортного средства, повлекшее гибель человека. Начальнику, как более виновному, дали 3 года условно, а мне, как совсем неопытному капитану, 2 года условно.

Клуб конечно же расформировали, а власти, которые еще недавно так восторженно высказывались о нашей деятельности накануне этого несчастного происшествия, отвернулись от нас. Что же качается юридических последствий, так как ни я, ни мой начальник никаких преступлений не совершали, судимость с нас была снята.